Сборник рассказов Большое великое солнце
Шрифт:
– Не! Не! Я дисять я нивиде соце!
«Мне так хочется подышать свежим воздухом, я уже давно не видел солнца!» – умолял старик. Арон в замешательстве остановился и слегка наклонился к старику. А тот протянул скрюченные худые пальцы, указывая на солнце и радостно рассмеялся, оголив совершенно пустой, изрытый морщинами рот. И санитар поднял голову в сторону, куда тянулась дрожащая и костлявая рука старика. Сквозь спутанные чёрные нити далеко стоявших деревьев проблёскивало уже остывающее, но как всегда яркое солнце.
– Хочешь побыть на улице? – с улыбкой переспросил его Арон и закивал головой, – Хорошо, будь по-твоему, сегодня на самом деле очень тёплый вечер!
И старик
Услышав мычание старика, Арон снова склонился над ним:
– Всё? Пойдём в тепло?
– Тепло? Оно здесь, сынок! – грустно отозвался старик, выронив во внешний мир несколько бессвязных звуков.
Кресло аккуратно развернули и повезли в помещение. Старик обернулся на солнце и заплакал. Оно так ярко светило ему в глаза, что он не мог его видеть полноценно. Но ощущение, что завтра ему может быть и не удастся увидеть его вновь, горько сжимало сердце старика. Арон чуткий. Мы все очень чуткие с чужими людьми. Он остановился и присел перед плачущим стариком.
– Ну, чего ты? – ласково с сочувствием спросил санитар, – Хочешь, чтобы мы посидели здесь?
–Дя! – кивнул старик.
– А ты не замёрз?
– Не!
Арон весело поднялся на ноги.
– Хорошо, дед, смотри на своё солнце! – сказал он и быстро повёз кресло-каталку на самое высокое место на террасе.
– Пасима! – смеясь, закричал старик, потому что от быстрого хода каталки у него, как в детстве перехватило дух.
Они летели на встречу солнцу, и солнце ярко вонзилось в морщинистое, влажное от слёз лицо старика, от чего он весь сморщился и снова рассмеялся.
– Ты знаешь, что солнце существует больше пяти миллиардов лет? – радостно спросил он молодого парня, с усилием старавшегося распознать звуки старика.
– И мы с тобой по сравнению с ним очень медленные, – продолжал старик, – скорость солнца почти восемьсот тридцать тысяч километров в час, сынок!
Арон понимал, что старик говорит что-то о солнце, но что именно санитар понять не мог. И всё же он кивал старику, присев рядом с креслом прямо на деревянные полы, аккуратно выстланные по всей террасе. Старик погладил молодого человека по голове, не глядя на него и продолжал:
– Вот ты сколько весишь, сынок? Килограмм девяносто? А на солнце ты бы весил почти две тысячи килограмм, потому что сила тяжести солнца в двадцать восемь раз тяжелее.
И вдруг Арон понял, что старик говорит о солнце что-то очень ценное, просто не разборчиво. Но парень угадал в звуках старика цифры и слово «килограмм».
– Ты что, дед, учёный какой-то? – с улыбкой спросил он.
– Ты думал я родился таким никчёмным существом? – рассмеялся старик, -Всю жизнь я проработал в научном институте и многих таких, как ты научил понимать солнце.
Арон рассмеялся, устав вслушиваться в бессвязные смешанные звуки, но довольно обрадовавшись, что развеселил старика и вроде как нашёл общий язык с ним. И старик, глядя на санитара снова растянулся в беззубой улыбке.
– Арон, сейчас же верни старика в помещение! – сердито послышалось где-то за спиной и санитар обернулся.
– Пошли домой, старик! – быстро сказал он и направил кресло-каталку к дверям здания.
– Дома я больше не нужен, там я лишний, сынок! А это не дом, это тюрьма! – горько ответил старик, но всё же снова заулыбался,
– У меня сын чуть постарше, чем ты! – сумел однажды расслышать Арон, – Только тебе я нужен, а ему нет. Ты получаешь деньги за то, что возишься со мной. А он платит, чтобы это делали другие. Когда он был беспомощным и не давал мне ни спать, ни есть, я не отдавал его другим людям. А он меня отдал. Я больше никогда не увижу его.
Дальше старик говорил уже больше с самим собой, а молодой человек смотрел на уходящее солнце и думал о своих ещё не старых родителях, которых оставил далеко на Кавказе.
– Де той папа? – спросил старик, подняв голову на могучую тень рядом с собой.
– На Кавказе, дед! – коротко ответил Арон.
– Кавказ – это далеко. Ты пишешь ему?
Арон отрицательно покачал головой. Несколько лет назад Арон уехал с Кавказа. Ему, как и всем молодым людям хотелось самостоятельной жизни, и в конце концов свободы, чтобы найти себя. Иногда он думал о своих родителях, с тоской посматривая на знакомый номер в мобильнике. Но звонить не хотелось, потому что, как ему казалось, общих тем с родителями уже давно не было и говорить было не о чем. Но теперь ему было от этого не по себе. Это было каким-то неправильным явлением в его жизни и теперь никак не усаживалось в его душе. Старик закашлялся, потом снова взглянул на солнце.
– Только солнце не стареет, сынок, остальные все стареют и уходят к нему! – сказал он и сощурил свои липкие тонкие веки, играя с лучами, проблесками сверкавшими на его редких ресницах. Арон отвёз старика обратно в палату, раздел его и уложил в постель. И вдруг за спиной он услышал голос своего директора:
– Ты бы не привязывался к нему, Арон. Он очень болен, тяжело тебе будет.
Но Арон уже привязался. Он привязался всей душой к этому беспомощному старику, любил катать его по террасе, каждый день аккуратно кормил его с ложечки, читал ему не большие рассказы, играл с его скрюченными, как ветки старого дерева руками, делая массаж перед сном. А ещё молодой санитар полюбил провожать солнце и слушать тихий, почти детский смех старика. Прошло ещё несколько недель. Старики уходили каждый день по два или три человека. Все они были, словно брошенные дети, всё время плакали, капризничали и растерянно смотрели по сторонам. У многих в личных вещах оставались теперь уже никому не нужные фотографии их детей, которые старики бережно хранили так, как ангелы хранят своих подопечных. Каждую ночь Арон теперь звонил своему отцу. Тот радостно звал к телефону мать и они весело говорили друг с другом обо всём, будто никогда не расставались ни на минуту. И совсем скоро парень понял, что отец каждый день ждёт его звонков, потому что как только проходил один единственный гудок, тот тут же поднимал трубку. И Арон рассказывал своему отцу о старике и о его солнце. Жизнь Арона будто заполнилась, она вернулась в то изначальное, что даёт каждому человеку уверенность в завтрашнем дне и лёгкость в настоящем. Потому что теперь его отец рассказывал ему о своём солнце, о солнце на Кавказе. А оно там высокое, гордое и мудрое.