Сборник рассказов для людей, читающих по-русски
Шрифт:
Ося сразу все понял. Но тоже молчал столько лет по другой причине. Во-первых, гордость. Во-вторых, он также пал его жертвой. Да, «такое» случалось и в наше время. Но не приведи господь было тогда предать это огласке.
Так мы и жили. Да, втроем. И да, наша спальня видала столько и могла бы столько рассказать, что это стало бы бестселлером на все времена. Мы создали легенду о нас, в нее поверили все, даже самые близкие друзья. Но о том, что было на самом деле, я говорю только здесь и сейчас. Я никогда никого так не любила, Ося никогда никого так не любил. А он… он позволял нам любить его такой разной любовью. Сейчас, спустя почти полвека, мне все так же невыносимо вспоминать о том, как
Пора кончать. Я уже чувствую действие нембутала. В моей смерти прошу винить В. Маяк…»
Триста лет вперед и холодильник (рассказ без прилагательных)
Они пришли за мной на закате. Обычно в книгах для людей, не страдающих интеллектом (назовем их так), «они» приходят на рассвете. А за мной вот нет, на закате. В решетку камеры пока еще слабо, тускло, но уже заглядывала луна. В этих же упомянутых произведениях в решетку обычно прокрадывается луч солнца, а ко мне вот заглядывала луна, невозмутимо, как-то уж очень спокойно, что совершенно не соответствовало моменту.
– Вставай, – сказал один из конвоя. – Руки за спину. Вперед.
Мы шли не сказать чтобы долго. Просто почему-то очень медленно. Они никуда не торопились. Как та луна. «Та»… Как будто есть еще луны кроме нее. Да, есть, – вздохнулось мне. Там, триста лет назад. Или она все-таки та же? А кто ее знает. Судя по тому, как бесстрастно она взирает на то, что сделали с моей Землей за последние триста лет, ей глубоко фиолетово и на всех нас, и, боюсь, даже на саму себя.
– Пришли. Осталось подождать гуру. Он будет тебя судить.
– Суд? Еще суд? Да вы издеваетесь? Здесь зябко и сыро и, в конце концов, темно. Давайте, может, без вашего гуру как-то поскорее разберемся?
– Впервые вижу человека, который так сильно хочет поскорее расстаться с жизнью, – хмыкнул тот же конвоир и сплюнул прямиком в лужу, из которой на меня опять уставилась луна-флегматик.
– Вы знаете, я лучше расстанусь. С жизнью. Чем с вами оставаться. Вот вы хотя бы иногда задумываетесь о том, во что превратили планету?
– Не, у нее опять обострение, – заржал конвоир и пошел к своим дружкам.
Гуру, черт бы их побрал с их формулировочками, все еще не было. Время работало на меня, но я все равно почему-то особо не надеялась. Замерзла. Хотелось размять затекшие руки, но где там, они же их связали, прежде чем оставить меня тут прохлаждаться.
Внезапно темноту разбавил свет фар. Визжа тормозами, ко мне подъехал внедорожник. Из него вышел мужик. По виду – гопник 80-го уровня. Мрачно уставившись на меня, произнес:
– Женщина, вам известно, в чем вас обвиняют?
– А как же. Доложили сразу. Тянуть не стали.
– И что вы можете сказать по этому поводу?
– А вы что, тот самый гуру, что ли?
– Во-первых, это не ваше дело. Во-вторых, я жду ответа.
Вдруг резко потянуло сквозняком. Так и есть! Вот поражаюсь ему, всегда успевает! На землю (хорошо хоть, никого не убил, хотя некоторых, может, и стоило) со свистом грохнулся холодильник завода «Атлант». Из дверцы вырвались клубы пара, а за ними показалась голова Женьки:
– Блин, ну ты как всегда. Казнью пахнет? Я не понял.
– Агааа, – расплылась в улыбке я.
Женька закатил глаза, цыкнул языком, схватил меня за руку, втянул в холодильник, и мы умчались обратно, в наш XXI век.
Письмо
«Привет, мам.
Нет, наверное, не так нужно, а “Здравствуйте, мама”. Но я так не могу, поэтому —
Привет, мам.
Ты не удивляйся, пожалуйста. Да, я жив. И да, это я. Ты меня помнишь? Странно звучит, согласен.
Меня зовут Алексей. Меня так назвали. Врачи ошиблись, мам. У меня нет и не было синдрома Дауна. Они потом рассказывали, что “на папашку надо посмотреть, может, там просто такие черты и телосложение”. Мда… А ты так поспешно убежала. Наверное, чтобы поскорее забыть, какое чудовище произвела на свет прямо в свой день рождения. Я эти подробности так хорошо знаю, потому что с самого начала для меня было важно знать, кто я и откуда.
А дальше… Дальше тоже все было совсем не весело – так же, как и начиналось тогда, 30 лет назад, в роддоме. В доме малютки я пробыл положенное время, а потом меня определили в детдом. Что-то на небесах, наверное, щелкнуло, потому что это оказался самый лучший детский дом в нашем городе. И тем страшнее мне до сих пор представлять, что было бы со мной, если бы это оказался самый плохой детдом города. Меня били. Много, часто, остервенело. Такое ощущение, что били всегда, все то время, что я там жил. Человеческая раса и без того жестока, а что уж говорить, когда это маленькие человеческие волчата, к которым попадает очень непохожий на них волчонок. Большая голова, крупные нос и губы, нависающие веки, одутловатые щеки, сам пухлый, а ведь пухлыми в таких учреждениях дети не бывают априори. Как такого не бить…
Когда я уже начал думать, что бы с собой сделать самому, чтобы прекратить это навсегда, на меня вдруг обратил внимание Сергей Иванович, наш новый физрук. Он поступил мудро, как поступили бы лишь единицы. Когда он понял, что происходит, он не стал меня защищать, щемить моих обидчиков, нет. Профессиональный тренер по борьбе, он пригласил меня, увальня, к себе, на занятия его секции, которые проходили в спортзале нашего детдома. И больше уже не выпустил из рук. Он не только обучил меня своему искусству – он дал мне все. Своей возросшей силе духа, своей теперешней жизненной философии, своей новой подтянутой поджарой фигуре, наконец – всем я обязан ему.
Я окончил школу, поступил в институт физкультуры, переехал в общежитие и постарался начисто забыть о своем детстве в детдоме. А с Сергеем Ивановичем мы продолжали оставаться добрыми друзьями. А однажды, за беседой, я показал ему свои дневники, которые вел с раннего детства. Все эти потрепанные общие тетради, с кое-где заскорузлыми от слез страницами… Прочтя кусочек, Сергей Иванович забрал все дневники с собой и прочел их за одну ночь. А наутро, когда мы встретились, он сказал, что покажет их своим приятелям, супружеской паре, владельцам известного издательского дома. А дальше было как в кино, мама. Издатели захотели познакомиться со мной лично, знакомство состоялось, я стал вхож к ним в дом, мы стали общаться на короткой ноге. На основе моих дневников они издали книгу, которая сразу выстрелила. О новом даровании заговорил весь город, а следующие тиражи разлетелись и по соседним странам. Потом была еще одна книга, потом еще… – дневников-то хватало. И так к 30 годам я стал известным писателем, мама. А сегодня, как раз в день своего 30-летия, я закончил свою “юбилейную”, пятую книгу. И мы договорились с супружеской парой моих издателей, что я сегодня же принесу рукопись к ним домой. У них намечается званый ужин – сегодня день рождения не только у меня, но и у жены издателя. Так что я сейчас дописываю свое письмо, мама, запечатываю его в конверт, встаю со скамейки (на меня уже косятся прохожие), бросаю его в ваш ящик и звоню в вашу дверь. И с днем рождения!»