Сборник рассказов "Рождественское Чудо" 2021
Шрифт:
Меланья Штук умерла. Умерла, чертей не сдав и душу свою не препоручив Синоду для дальнейшего вспоможения. Непогребенная.
– Еретик – это который помрет, а затем ходит...
– пробормотал растерянный Акакий.
До Рождества Христова оставалось лишь около суток, а у него бродила где-то по Петербургу новопреставившаяся ведьма-мошенница, и носились вместе с нею аж восемь неучтенных чертей.
3.
В первую минуту какий ударился в панику – слыханное ли дело?! – но быстро взял себя в руки. Снял пальто, бросил его на край стола и принялся деловито оглядываться, надеясь отыскать хоть какие-то
Велико было искушение ото всех бед спрятаться и до самого Рождества держать язык за зубами, а там уж как-нибудь само рассосется. Это какий себе запретил. Вражко всяко узнает и уж тoгда по головке не погладит. Рога обломает,тут уж как пить дать. Одевшись заново, Акакий опрометью бросился назад, к Инженерному, кое-как разыскав на соседней улице сонного уже извозчика.
Вражко был ещё на месте. Дома ждали его жена, дети, но Врако никуда не спешил, заканчивая все свои годовые дела, подписывая отчеты, да сверяя командировочные бумаги. Было у него правило: все дела заверить непременно до полудня двадцать четвертого декабря, с тем, чтобы более к ним не возвращаться. И каким-то, очевидно, волшебным образом Вражко уже много десятков лет этому правилу следовал.
Акакий попереминался немного с ноги на ногу, то занося руку, чтобы постучать, то снова роняя ее. Время утекало драгоценное. Закончилось тем, что Вражко, должно быть, почувствовал что-то и сам дверь открыл.
– А-а, Акакий Агапович! Заходите, заходите, любезный друг... С отчетами-с?
Акакий снова запереминался с ноги на ногу. Вражко, должно быть, понял уже, что дело нечисто, нo помогать своему подчиненному не спешил. Вернулся в кабинет, чаю себе налил и принялся болтать ложечкой в стакане. Звук был препротивный.
– Ну, говорите уже!
близнув пересохшие губы, какий вытащил из-за пазухи нож и коротко пересказал досадное сегодняшнее происшествие. Вражко выслушал его спокойно, чуть склонив голову к плечу, напоминая большую косматую собаку, в целом добродушную, но грозную , если разозлить. Потом, поставив стакан на стол, он подошел к шкапу, выдвинул ящик и принялся перебирать старые, затертые и пожелтевшие от времени карточки.
– Скверно, Акакий Агапович, очень скверно. На все вам с Анциболом даю двадцать четыре часа. И все возможные неприятности – на вашей будут совести, уж постарайтесь без эксцессов. Старуху отыcкать и доставить в Синод, чертей собрать и призвать к ответу. сли кто из них сам явится... скажем, завтра до полудня, простить. Хотя... Да, простить, но лишить годовой премии. Возьмите.
Акакий забрал из рук Вражко стопку старых карточек.
– Все здесь.
Вопросы задавать было страшно, уж больно нрав у Вражко был грозный,и дураков он не любил. Но с подобной оказией Акакий сталкивался впервые, а Вражко ещё больше не любил самодовольных бестолковых подчиненных, которые из глупого своего самолюбия рушили все дело.
– Как... искать мне их, Фотий Николаевич? Дайте совет...
Вражко смерил Акакия задумчивым, по счастью все так же благодушным взглядом и ухмыльнулся в усы. И наверняка про себя проворчал что-то вроде «молодежь, молодежь».
– Ну полно, какий Агапович, проявите воображение! Коли бы вы были в услужении у старой ведьмы восемь десятков лет, куда бы вы подались в минуту вольную? Вот туда и подавайтесь, подавайтесь, любезный друг. И помните, двадцать четыре часа.
– Будет исполнено, отий Николаевич, – отрапортовал бодро какий, на деле не испытывая и толики показного своего энтузиазма.
Видно, совсем у него было с воображением плохо, но он никак не мог представить, куда бы подался в таком случае. Впрочем, был какий от рождения черт вольный и никогда не знал подобных забот. Появилась даже мысль телеграфировать отцу, но в предпраздничные дни его почти наверняка не сыскать было на месте, а времени на поиски отдано ничтожно мало. Двадцать четыре часа! Да этого не хватит даже на то, чтобы вытащить Анцибола из ресторации!
Именно туда, в Кюба, Акакий и отправился первым делом.
Город, засыпанный чистым, свежим, белым снегом, украшала праздничная иллюминация. Каждый купец на Невском проспекте оформил витрину свою в особом, радостном духе, а окна частных домов украшали ангелочки да снежинки из бумаги. Под ногами поскрипывал снег. Акакий миновал Гостиный двор, прошел мимо Казанского собора, чуть склонив голову перед величием этого прекраcного здания, перебежал мост и,то и дело поскальзываясь, поспешил к ресторации. Шестнадцатый дом весь сиял огнями, несмотря на позднее время: в этот час собирались здесь завсегдатаи Императорских театров, а также молодые гуляки вроде Анцибола, завершившие все свои годовые заботы. Швейцар принял у Акакия пальто, обмахнул любезно веничком снег с его брюк и ботинок, а после передал молoдого черта метрдотелю. нцибола здесь, конечно же, знали. Как, впрочем, и в любой другой гoродской ресторации, был он известный всему Петербургу кутила, который прогуливал зарплату, а после шел на поклон к тетушке своей Прасковее*,известной Уральской мильонщице. Тетушка ворчала себе под нос, да отсчитывала любимому племяннику ассигнации.
Сегодня Анцибол успел уже хорошо погулять в компании востроглазых чертовок из кордебалета,и глаза его весело блестели. Завидев какия, он привстал на стуле и замахал обеими руками:
– А-а! Брат Акакий! Бес ты этакий!
На них стали оборачиваться. Поморщившись, Акакий прошмыгнул к столику и покосился на протянутую ему рюмку. Пахло от нее дорогим французским шампанским, на вине Анцибол никогда не экономил.
– Нет. Дело у нас.
– Дело? Что за дело, Акакий, mon cher? – промурлыкал Анцибол.
– От Вражко дело, Дмитрий Евгеньевич, - проворчал Акакий, отодвигая от себя настойчиво протягиваемую рюмку. – По моей части дело и по твоей.
Анцибол закатил глаза.
– Ну что ты в самом деле, какий? Вот, на тебе часы... где мои часы? – Анцибол похлопал себя по карманам, обнаружил окончательную потерю своего злосчастного брегета, проигранного и отыгранного за минувший месяц уже, должно быть,трижды, и махнул рукой.
– Много, словом, времени, братец. Праздник скоро. Все дела мы сдали, гуляем смело.
Шампанское Акакий все же выпил, залпом, не чувствуя вкуса,и подумал, что куда лучше сейчас пошла бы хорошая русская водка. Крепкая, так чтобы язык горел. И закусить ее крепким соленым огурчиком из материных запасов.
– Меланья Штук сбежала. Найти ее – твоя забота. А моя – чертей ее cобрать, – сказал Акакий, понизив голос.
Анцибол помрачнел, свел брови над переносицей, но быстро заботы точно смыло с его лица. Оно разгладилось, и на губах его появилась обычная его добродушная улыбка.