Сборник "Русские идут!"
Шрифт:
– Мы выходим дежурить по очереди. Нас все-таки мало...
Араб взглянул на часы, посмотрел вопросительно на сержанта. Часы у араба «Ролекс», чертовы нефтяные шейхи, сержант проглотил ругательство, сказал с неохотой:
– Рано. Еще пять минут.
Араб вздохнул, покосился на укрытие. Теперь стали слышнее голоса, кто-то запел, но только и понять, что голос мужской, сильный, чуть хрипловатый, словно прокаленный знойными ветрами.
Полковник проговорил, сдерживая ярость:
– Я приказываю немедленно вызвать Бен-Йосефа. Это приказ!
Сержант развел руками:
– В этих условиях я выполняю приказ Бен-Йосефа.
– Я старше по званию! Я велю выполнять мой приказ.
Сержант ответил почтительно:
– Господин полковник, вы, когда успокоитесь, увидите, что надо было выполнять приказ Иуды Бен-Йосефа. Хотя я вас, конечно же, понимаю...
Он бросил выразительный взгляд на банкира, и полковник ощутил, как его снова опалило жаркое солнце, а по спине побежала уже не струйка пота, а целая река. Эти наглецы, конечно же, сразу поняли, почему с ним этот штатский. Наверняка знают, что за девушкой погоня. Чувствуют, сволочи, что он прогибается сейчас не только из-за нарушения дисциплины, будто видят, сколько акций он приобрел и сколько получил сегодня лишь за то, что его проведут по следам сбежавшей дочери.
– Вас ожидает военно-полевой суд, – проговорил он хрипло.
– Это потом, – ответил сержант. – Но сейчас вам лучше подождать. Через пять минут... уже через три, нас сменят, а мы вернемся на свадьбу. И скажем о вашем прибытии.
Про свадьбу он сказал с явным удовольствием, стрельнул карими глазами в сторону взбешенного банкира. Араб, что стоял рядом и слушал каждое слово, что-то сказал ему вполголоса на незнакомом языке.
Израильтянин выслушал, кивнул. Банкир спросил взбешенно:
– На каком языке они бормочут?
– На русском, – ответил полковник нехотя.
– На русском? Откуда здесь русские?
– Один эмигрант, а второй, судя по всему, учился в их лагерях, – процедил полковник неохотно. – Террористов готовят под Брянском. Вот и снюхались...
Израильтянин посмотрел на него остро, полковник прикусил язык. Этот израильтянин вызвался добровольцем на самый опасный участок, был ранен, но остался в окопах, и при любом столкновении комиссия при кнессете встанет на его сторону в случае разбирательства.
Банкир, словно учуял падение духа полковника, прорычал:
– Ладно, подождем. Уже минута.
Араб посмотрел на свои часы:
– У меня швейцарские. Еще две с половиной минуты. А вашим часам, уважаемый, недостает двух камней.
– Двух... камней? – опешил банкир. – Каких камней?
– Крупных, – пояснил араб. – На один положить часы, другим... прихлопнуть.
Из блиндажа выскочил взмыленный Хаим. Глаза выпучены, воротник расстегнут, на плече дешевая любительская телекамера, но Хаим знал, что зарабатывает свой миллион, и что потом будет ездить на кадиллаке и плевать на полковников всей израильской армии, даже на генералов, потому бросился навстречу, завизжал:
– Стойте так!... Теперь поверните головы во-о-он в ту сторону! Полковник, что вы скажете о свадьбе доблестного Иуды Бен-Йосефа?
Полковник, что было приосанился перед объективом, ощутил как глаза сами вылезают из орбит, а голос переходит в рев разъяренного зверя:
– Какая... мать-перемать... свадьба? Я вас всех под военно-полевой суд!..
– О господи, – вздохнул Хаим, – полковник, мы уже не в России.
Полковник набрал в грудь воздуха для мощного рева, который должен смести все как сухие листья ураганом, но поперхнулся, ибо сзади раздались голоса, земля зашелестела, словно обвалился край окопа, из-за поворота выбрел человек, которого меньше всего ожидали здесь увидеть; измученный ребе в черном, под рукой толстая книга, из-под черной шляпы свисают длинные пейсы, странно и дико увидеть традиционного иудея в самом простреливаемом окопе.
Следом тащился капрал. Струйки пота проложили блестящие дорожки по потному лицу. Обрадовано вскрикнул:
– Прибыли!.. Вот наш блиндаж!
Полковник открыл и закрыл рот. Арабы с надменным презрением верблюдов, от которых отличаются только внешностью, но не умом, наблюдали за шатающимся священником, которого заботливо поддерживал за плечи капрал.
К великому изумлению банкира и полковника, арабы и израильские солдаты посторонились, пропуская обоих, но едва полковник сделал шаг, в его грудь уперлись стволы автоматов.
– Это приказ Иуды Бен-Йосефа, – повторил тот же сержант. В черных глазах прыгало грозное веселье. – Вы можете всех нас отдать военно-полевому суду... но не сейчас!
Араб, который как дрессированная обезьяна хвастливо выставлял «Ролекс», кивнул и повторил деревянно:
– Приказ... Иуды... Бен-Йосефа.
Полковник отступил, в глазах было темно от гнева, прохрипел:
– С каких это пор... арабские террористы... выполняют приказы израильского командира?
Араб смотрел надменно, ума не хватало, чтобы даже понимать человеческую речь, но вид был таков, словно знал какие-то случаи, когда приказы может отдавать даже лютый враг, и его послушаются все. Или хотя бы знал, что такие случаи могут быть.
На миг мелькнула мысль, даже не мысль, а смутное ощущение, что в самом деле есть же что-то общечеловеческое... что даже арабы... эти тупые грязные свиньи... у которых нет ничего святого... хоть свиней, правда, все еще не едят... что даже арабы в каких-то случаях могут... но странная для генштабиста мысль испарилась, так и не оформившись.
Ее вытеснила другая, тревожная, что за время переподготовки в Штатах отвык от израильской жары. Прямо мозги плавятся, в висках ломит! Надо принимать «Лабрэ Джаст» и на всякий случай сходить к психоаналитику.
Обряд бракосочетания Иуды и Сары арабы вытерпели со стоическим терпением, поздравили теперь уже мужа и жену. Капрал, который привел священника, что-то прошептал на ухо Иуде, косясь на счастливую невесту. Иуда вздрогнул, по сияющему лицу пробежала тень. Тоже коротко посмотрел на Сару, что-то сказал, почти не шевеля губами. Капрал кивнул, исчез с такой скоростью, словно в помещении на миг возник и тут же рассыпался горячий смерч.