Сборник статей и интервью 1995-2000гг.

Кагарлицкий Борис Юльевич

В этом плане американская и советская Золушка были похожи. И американская киноакадемия с восторгом присуждала «Оскара» советскому фильму «Москва слезам не верит».

И вот советской системы больше нет. Под крики о том, как нехорошо поступили большевики, отнявшие и поделившие между крестьянами собственность помещиков, дети номенклатуры радостно захватывали и делили собственность народа. Ясное дело, народ этой собственностью никогда не управлял и не мог воспользоваться, но по крайней мере в теории такая возможность сохранялась. А потому надо было постоянно откупаться от масс - не только социальными пособиями, но и социальной

мобильностью, позволяя выходцам из низов занимать позиции наверху. Новое поколение элиты такого уже не допустит. Все, что захвачено и поделено, должно быть сохранено - на правах священной частной собственности.

Золушек больше не будет. По крайней мере в советском понимании этого мифа.

Золушка «новой России» может проложить себе путь наверх уже не своим трудом или своей любовью, а только своим телом. Это путь если не к вершинам власти, то хотя бы к безбедной жизни. Или, на худой конец, пропуск за кордон. Не наверх, так хоть на Запад! Но Интердевочка не может стать позитивным мифом. Ее нельзя публично ставить в пример подрастающему поколению. Ее принято лицемерно осуждать. А потому у новой системы нет своей сказки. Нет мифа.

А миф нужен. Какое же государство без мифа? Кто будет уважать власть, если она даже не умеет рассказывать народу на ночь сказки? Народ должен слушать. Чтобы слушаться.

Пока все делили и растаскивали, правящим кругам достаточно было ниспровержения советских мифов. Позитивная идеология им была не нужна, в лучшем случае хватало картинки с изображением витрины американского супермаркета. Надо было просто сказать, что все советское не имеет никакой ценности. А потому мы еще благодарить должны новых хозяев, что они за бесценок или просто так забрали у нас всю эту рухлядь - заводы, фабрики, нефтяные прииски. Заберут и землю, которая «никому не нужна».

Когда все поделено, нужен порядок. Нужна позитивная идеология. Нужна новая сказка.

Рассказы об американском супермаркете уже не работают, поскольку их очень неприятно слушать на пустой желудок. Американцы, в конце концов, тоже рассказывают детям сказки про любовь и равные возможности «сделать себя», а не про ассортимент товаров в ближайшем магазине. Но сегодняшняя Россия меньше всего хочет стать обществом равных возможностей. Приватизация образования закрывает последние надежды для Золушки.

И вот власть отчаянно ищет новую сказку. И, похоже, находит. Нам нужна преемственность по отношению к советской системе. Но не в смысле социального прогресса, а в смысле порядка, дисциплины, подчинения власти. То же, что объединило сталинский Советский Союз с царской Россией, должно соединить «новую Россию» с Советским Союзом. (Словом, как в гимне: слова другие, но мотивчик тот же!)

Если в советское время нам рассказывали про девочку, ставшую принцессой, то ныне на все лады повторяют сказку про Красную Шапочку. Только рассказывают эту сказку исключительно с точки зрения Серого Волка.

Волк уже проглотил и Бабушку, и Красную Шапочку, и пирожки с горшочком масла давно сожрал. И вернуть их назад не удастся.

Теперь Волк лежит в бабушкином чепце перед растерянными дровосеками и объясняет им, что все правильно. Бабушке как раз положено иметь острые зубы, огромные глаза, большие уши, чистые руки, холодную голову и вот такую вертикаль власти. А разве не так? Иначе с чего бы Красная Шапочка обозналась?

Дровосеки пока чешут затылок и размышляют.

Вообще-то аргументы Волка звучат убедительно. Но с другой стороны…

Может, на всякий случай все-таки зарубят.

Поживем - увидим.

ВЫРОЖДЕННЫЕ РЕЗОЛЮЦИЕЙ

Желания у органов - прежние, возможности - увы. И это опасно!

Спецслужбы существуют в любом государстве. Вопрос в том, каковы их функции и какова их ответственность перед обществом. В конце 80-х годов российская «демократическая интеллигенция» испытывала острейшую ненависть к спецслужбам, причем на эмоциональном уровне не делалось никакого различия между политическим сыском и, скажем, контрразведкой.

И в самом деле - если наше государство было «империей зла», то все, кто его защищал, должны были считаться злодеями, даже если защищали его не только от диссидентов, но и от иностранной разведки или от контрабандистов и наркоторговцев. Парадоксальным образом эта неприязнь «демократов» к спецслужбам оказалась одним из важных препятствий для реформы органов госбезопасности.

Для успешного преобразования подобных структур нужно разобраться в их реальном функционировании, в том, какие функции и структуры являются общественно опасными, а какие, напротив, социально необходимыми. На самом деле первая половина 90-х оказалась временем, когда, с одной стороны, спецслужбы постоянно публично ругали и унижали, а с другой - ничего в них принципиально не менялось.

Еще один исторический парадокс состоит в том, что наиболее серьезные попытки реформировать систему госбезопасности и ввести ее деятельность в строго очерченные законом рамки предпринимались именно во времена «коммунистического режима». Уже замена Ежова Берией означала усиление внешнего контроля над репрессивным механизмом, хотя для миллионов жертв ГУЛАГа мало что изменилось. Первая реформа системы госбезопасности была осуществлена во время хрущевской оттепели и, что бы мы теперь ни говорили, была достаточно успешна. Советским начальством в тот момент руководили не демократизм и человеколюбие, а элементарный инстинкт самосохранения. После того как при Сталине «органы» истребляли партийную элиту целыми съездами, стало ясно, что репрессивные структуры не должны быть непосредственным инструментом борьбы за власть. «Разборки» в Центральном комитете и Политбюро продолжались и после этого, но вопросы решались среди своих, политическими методами. Убитых больше не было.

Кроме того, была предпринята попытка законодательно урегулировать деятельность спецслужб и подчинить ее определенным правилам. Эти правила в целом соблюдались, хотя и не на сто процентов (на все сто закон не соблюдает ни одна спецслужба). И все же для советского общества это было огромным шагом вперед. В условиях формальной законности массовые аресты стали помимо прочего технически невозможными.

Насчет закона надо, конечно, сделать оговорку. Легко было его соблюдать в условиях, когда партия сама для себя законы писала, сама координировала их исполнение. В конце концов 70-я статья Уголовного кодекса РСФСР давала огромный простор для репрессий «в рамках закона». Да, без ордера прокуратуры нельзя было проводить обыски, не говоря уже об арестах. Но какой же советский прокурор рискнул бы отказать в ордере «товарищам из органов»?