Сборник статей и интервью 2009г (v1.19)

Кагарлицкий Борис Юльевич

За период высоких цен на углеводородное сырье Эквадор накопил значительные валютные резервы, что позволило провести операцию по выкупу облигаций. Однако значительная часть инвесторов не поддалась рыночной панике и сохранила облигации. Правительство Эквадора предложило провести быстрый выкуп облигаций. «Глобальный кризис станет одной из главных причин, по которой инвесторы не станут подавать в суд на Эквадор и добиваться продолжения выплат», - считает Борис Кагарлицкий, директор ИГСО. Получение немедленного платежа при выкупе с 70% дисконтом в условиях мировой рецессии является более выгодным предложением, и держатели долга не станут сопротивляться предложенной Эквадором цене.

На положительный исход для правительства Эквадора сделок

с долгом указывает также его жесткая политика переговоров с оставшимися держателями облигаций. «Эквадор может послужить хорошим примером для других стран “третьего мира”, если их правительства хотят избавиться от долга, который иначе придется выплачивать детям и внукам нынешнего населения беднейших стран планеты», - отмечает Леонид Грук, руководитель Центра социально-политических исследований Латинской Америки ИГСО. Решающее значение имеет то, что правительство Эквадора с самого начала поставило себя в выгодную позицию и ведет переговоры с позиции силы. Для выкупа облигаций организован голландский аукцион со стартовой ценой 30 центов за доллар долга. Большая часть держателей согласилась на переговоры с правительством, которое рассмотрит все поданные на аукцион заявки и предложит инвесторам свою окончательную цену выкупа.

Государственный долг Эквадора составляет около 10 миллиардов долларов. В 2006 после череды государственных переворотов и нескольких лет политической и экономической нестабильности в стране на всеобщих выборах победил представитель левой партии Alianza Pais Корреа. В 2008 году правительство Рафаэля Корреа объявило о незаконности выпущенных предыдущими президентскими администрациями облигаций на сумму около 3,2 миллиарда долларов и начало предпринимать меры для аннуляции долга.

ЖИЗНЬ ПОСЛЕ ПИКАЛЁВО

Произошло то, что рано или поздно должно было произойти. Государственная Дума принимает первый закон о национализации.

Это закономерный и неизбежный результат капиталистического кризиса. Когда экономика растет, предпринимательский класс хвалится своей эффективностью и требует передать ему всю не поделенную еще собственность. Когда начинается кризис, он уклоняется от ответственности, закрывает предприятия, прячется от собственных работников, которые требуют не революции, даже не реформ, а просто выплаты честно заработанных денег.

Национализация разоряющихся предприятий оказывается объективной необходимостью. С этим фактом в очередной раз примирились правительства большинства стран мира. Это решение не зависит от идеологии: оно продиктовано железной логикой обстоятельств. В государственную собственность переходят предприятия, компании и целые отрасли. Частный бизнес в очередной раз «не справляются с управлением». И если в буржуазных демократиях «старой Европы» дела идут скверно, то у нас и вовсе безнадежно. Приватизированная собственность оказалась в России несовместима с развитием промышленности и элементарным выживанием производств, от которых зависит существование миллионов людей. Между тем общество не может позволить себе допустить ликвидации этих предприятий. Ведь ее конечным итогом окажется ликвидация - в буквальном, физическом смысле - самого общества.

Ситуация в Пикалёво Ленинградской области оказалась великолепной иллюстрацией общего тезиса. Мировой кризис обрушил структуру жизни в городке, где годами вряд ли вообще задумывались о существовании внешнего мира. Сделавшись в одночасье нерентабельными, закрылись градообразующие предприятия, затем прекратила функционировать котельная, снабжающая горожан горячей водой, начали отмирать структуры городского управления и технические службы жизнеобеспечения - денег на них уже не было.

Возмущенные граждане врывались в муниципалитет, требуя ответа у местного начальства, которое само ничего не понимало и не контролировало (власти старательно избегали называть этот инцидент «штурмом»). Не найдя ответа, люди обратились к центральным властям, выбрав для общения с ними самый простой и эффективный способ: перекрыли трассу Новая Ладога - Вологда.

Результат последовал быстро. Пока горожане страдали от отсутствия денег и горячей воды, на них не слишком обращали внимание. Но стоило им перекрыть дорогу, как в Государственную Думу был внесен законопроект о национализации пикалёвских предприятий. И не кем-нибудь, а представителями «Единой России».

Строго говоря, никаких иных вариантов у парламентариев и правительственных чиновников и не было. В противном случае пришлось бы закрывать уже не предприятия, а весь город вместе с населением. Другого жилья для людей нет, и другой работы тоже. В условиях кризиса бесполезно призывать жителей переехать в более динамичные и преуспевающие регионы, подобные Санкт-Петербургу - ведь там тоже закрывают предприятия, выгоняют людей с работы, да и квартиры становятся не всем по карману.

Итак, национализация стала политическим и юридическим фактом. Предприятия, переходящие к государству, потребуется реорганизовывать, наладить там заново работу, Не исключено, что потребуется перепрофилирование производства. Но главное, вместе с решением о национализации в Пикалёво наступает целый комплекс политических, социальных и психологических последствий.

События в Пикалёво создали прецедент. В России, конечно, нет прецедентного права. И закон о национализации в Пикалёво юридически не может стать основанием для национализации в других городах, где сложилась сходная ситуация. Но образцом для новых законов и решений он стать вполне способен. В России хоть и нет прецедентного права, есть прецедентное мышление. И есть влияние примера. Раз этого можно было добиться в одном месте, то почему не в другой раз и не в другом месте? Не случайно либеральные экономические комментаторы бьют тревогу, настаивая, что существует «угроза» повторения пикалёвского сценария в других местах. А сами чиновники, принявшие решение о национализации, постоянно оправдываются, разъясняя, что речь идет об исключительном, нетипичном случае, а национализация местных предприятий - только временная и при первой же возможности собственность отдадут в надлежащие частные руки.

Но что бы нам ни говорили, политический прецедент создан. Россия оказалась одной из последних развитых стран, где правительство под воздействием кризиса пошло на национализацию. Объяснить подобный консерватизм несложно. В США и Британии вряд ли кто-то, кроме совсем обезумевших консерваторов, станет подозревать Белый дом или Даунинг-стрит в «возвращении к коммунизму» на том основании, что правительство берет под контроль ипотечные компании или терпящие крушение банки. У нас по-другому. Отечественные начальники боятся обвинений в коммунистических симпатиях куда больше, чем в казнокрадстве, браконьерстве или взяточничестве. Ведь перечисленные грехи идеологически вполне совместимы с ценностями «свободного мира». Либералы скорее простят правительству массовые убийства, чем нарушение прав частной собственности даже в одном маленьком городе. Сделать что-то для населения значит капитально подставиться - и в глазах коллег и в глазах оппозиции. Потому держались до последнего.

Вынужденные ренационализации наглядно ставят вопрос о том, насколько успешными и эффективными оказались приватизационные реформы 1990-х годов, на которых вся нынешняя экономическая система построена, из которых вся наша элита выросла.

Однако первый шаг все-таки сделан. И тут же неизбежно встанет вопрос о втором и третьем. Люди начинают догадываться, что от государства можно и нужно требовать реальных антикризисных мер - в собственных интересах. Следуя примеру жителей Пикалёва, население других городов и сел станет требовать того, чего уже добились пикалёвцы. В разгар Вьетнамской войны левые радикалы в Латинской Америке грозились устроить американцам «60 новых Вьетнамов». Сегодня центральная власть рискует получить десятки и сотни новых пикалёвых.