Сборник стихов

Мазин Александр Владимирович

***

– Я – Артафон. Артемиды пес. Быстрый ее аркан. Ветер Эгейи меня принес. Ветер полдневных стран. – Но не быстрее моих колен! Мне ль тебя не узнать, Пестроголовый мой? Я – олень! Попробуй меня взять! – Я – Артафон. Черномордый бог. Бог, терзающий сны Ланей. Я – лай. Я – мельканье ног. Выгнутый лук спины. – Тысячи лет, океан чащоб, Века и века подряд Я, оглянувшись через плечо, Вижу тебя, брат, И повелитель! Мой верный след, Если я не люблю, Дай оскорбляющей плоть стреле Выпачкать шерсть мою! – Да! Бесконечностью дней-погонь, Верой, к которой тверд, Я – Артафон! Рыжий огонь! Я без тебя – мертв! Близко. Между – один прыжок. – Жена моя и сестра... Санкт-Петербург. Подземный мешок. Восемь часов утра.

***

Король

был хром. Возничий пьян. Гарольд косноязык. – Прошу добром! Она моя! И дергался кадык. – Приду с полком! Возьму на щит! Обещано – отдай! Король был хром. Но знаменит! Серьезный государь. Отец молчал. Народ роптал. Принцесса терла глаз. Гарольд скучал. Возничий спал. – Прошу в последний раз! Добром! Приду – возьму на щит! Отец махнул рукой: – Приду! Приду! Зачем кричит? Гасите факелы. Открой Ворота шыре /Ближним/ Тролль, Всего лишь – тролль.Иди! Иди, скажи ему, гарольд, Иди, скажи ему: Изволь! Еще:пусть запасает соль, А нет – и так сьедим.

***

Голос флейты остер и тонок, Кудри бога в смоле. – Помолись за меня, Мадонна, Страсть мою пожалей! Голос флейты упруг и резок, Щеки бога в пыли. – Потрудись за меня, Железо, Если мало молитв! Раскатись барабанной тряской, Будто по полю – град. Ноги бога в безумной пляске Мнут тугой виноград. Голос флейты – нездешний голос: Прочь, зверье, из берлог! Вон идет золотой и голый, Пьяный радостью бог! Не отринь же меня, Спаситель, Се Твое колдовство! Голос флейты – не голос витий, Это – голос живой. Бог идет по траве бессонниц, Не сгибая колен. Помолись за меня мадонне И хмельного налей. Голос флейты над полем битвы И над полем любви! Будь же счастье моей молитвой, Лучшей – наших молитв!

***

Он был гончар. Кувшинный творец. Создатель чаш и божков. Таков был дед его, и отец, И сам он тоже таков. Он трогал комья властной рукой, Как воин трогает меч. Душа земли обретает покой, Войдя в большеротую печь. Он был гончар.Деревянный круг С восхода и до конца. Он плел судьбу свою, как паук Плетет оружье ловца. В душе земли остается след Не глубже снятой вины. Он умер ста восемнадцати лет. За год до большой войны.

***

Все эти годы – один на один. Он, и его клеймо. Дорогой ландышей и седин,.. «Твоей дорогой, мой Господин!» Не вглубь – вкруговерть холмов. Колючей щекой, под колючий всхлип В древесное существо. Приник, притерся. Как плющ, как гриб, Сосущей болью к коре прилип: «О хоть бы ветви мои зажгли б!» Рябиновое вдовство. «Своя свобода!» Взвалив, как крест, «Ползи,языческий крот!» К тому, кто в соль превращает лес. А море – в соль. Позвоночный треск. В разводьях глаз – антрацитный блеск. – Иди ко мне, мой урод! Все эти годы: от пня до пня, Сам хлаже бугристых льдин. Как лань,бессмертие прочь гоня, Гнилые губы землей черня. И вот спросил его: – Чтишь? Меня? Солнце, мой Господин!

***

А солнце жжет сухой песок. Ему плевать, он мертв. Ну, брат, вдохнем еще разок, Толкнем густой багровый сок По стебелькам аорт. Пустыня – старый, жадный рот. Вот чертова печать На брюхе мира! Плешь. «Вперед!» На лошадях вскипает пот И лбы камней трещат. В аду для всех один закон: – Попробуй не умри! Поклон! Поклон! Еще поклон! Когда-то здесь издох дракон: Не выдержал жары. Был город. Всосан./Копоть-плоть На вогнутостях чаш/ Мозоли ног – песок молоть... Когда сюда пришел Господь, Все было, как сейчас.

***

Спускался в ад Зажав в кулаке Клок январского неба. И души предков Летали над ним Обрывками старых газет. Любовник, пират, Правитель, аскет И тысячи тех, кто не был Никем. Бумажные бабочки, дым. Воздадим Каждому по строке. Спускался в ад. Шестнадцать кругов, Шесть заржавленных истин Вместо цепей. В счастливых зрачках Медь. По жаркой смоле, За хохот мглы, за гнев богов Сюда

не доходят мысли, Но здесь душа его и нельзя Без нее там, на земле.

РАЗНЫЕ СТИХИ

В этой комнате, похожей На поношенную шляпу Ходят звери – пол в прихожей Их когтями исцарапан. Их дыханьем пропитались Занавески и обои. Потому-то в здешних книгах Нет ни истин, ни героев. В этой комнате, где ветры Спят в обнимку с журавлями, Из коричневого фетра Кем-то вырезано пламя И в прореху подвенечну Дым приходит ниоткуда. А войти сюда – беспечность, А уйти совсем не трудно. Только мало кто уходит В этой комнате утешно. Здесь бесшумно звери ходят И зрачки у них кромешны. И поэтому вино здесь Не кончается под утро, И гостям щекочет ноздри Запах лотоса и пудры. В этой комнате, где сине Под обвисшими полями, Большеротая эльфиня С кириянскими глазами Потеряла черный гребень (Это звери виноваты,), От того ли в здешнем хлебе Этот кислый вкус утраты? В этой комнате из фетра Все, что прежде было – камень. Гости бродят по паркету Мужду влажными клыками, Как погашенные свечи. Языки у них шершавы. И становится на плечи Темнота, в лицо дыша им... В этой комнате посуда Гибнет как-то непреложно. А с уснувшими под утро Звери очень осторожны. Их глаза из тьмы – как звезды. Их усы ласкают кожу. Здесь «люблю» звучит, как «воздух»... Только жить никто не может В этой комнате...

***

Во поле растет чертополох. Был бы музыкантом, да оглох. Был бы богомазом да ослеп. А герой въезжает на осле. А герой (глаза его горят) На осле въезжает в стольный град. Он чудное имя взял – Гийом, И рубаха пестрая на нем. Раньше он был жилист и горбат. Раньше у него был дом и сад, Земляки и, кажется, жена. А теперь вот дудочка одна Во поле растет трава овсюг. Угадай-ка: в помощь, а не друг. Угадай-ка: родич, а не брат. На героя праздничный наряд. Он, герой, для всякого хорош. На героя, правда, не похож. А осел трусит, не торопясь, Пух летучий втаптывая в грязь. Во поле растет дурман-трава. Ты уж, верно, начал забывать, Как она смеялась... Как легка На ладони смуглая рука. Во поле растет полынь-трава. – Что же, братец, в пепеле голова? Помер кто из близких? – Ближе нет. Я усоп. Восплачьте обо мне! Но герой смеется и цок-цок На осле. А рядом озерцо. Вдоль погоста едет, не спеша. У него улыбка хороша. Во поле растет... Ан, не растет! Только пыль колючая метет. Только темный холмик впереди. Там лежит... И дырочка в груди. А осел трусит по мостовой. Он, герой, веселый и живой. У него ни денег, ни родни, Но зато сам Бог его хранит. Во поле растет чертополох. Был бы музыкантом, да оглох. Был бы богомазом да ослеп. А герой въезжает на осле...

***

Солнечный луч, теплый, приникает к плечу. Я мог бы перевернуть эту землю... Но не хочу.

***

Снег черемухи. Май. Ласточки. Скоро лето. Утро. Улица. Лай. Земля на щеке, как ретушь. Но сердце мое бежит Сквозь сутолоку прохожих... Когда начинаешь жить, Смерть кажется невозможной.

***

Перепляс веселых нищих На ободьях колеса. Над башкой висит лунища, А в башке гудит винище И зизюкалки висят. На вокзале в семь примерно Мой герой уже не смог. Он тонул в отрыжке нервной, Сох, как сохнет в капле спермы Заплутавший гонококк. В никуда из ниоткуда Приходили поезда. Мой герой, он жаждал чуда. Просто жаждал. Так паскудно! Хоть бы пива кто подал! Мой герой, стрелок в тумане, В мокрожопом бардаке Сел в углу и стал шаманить: Бубен с яйцами в руке... Дохлый голубь в подворотне Стал его Поводырем. Злые духи... По хуй! В рот им! Им не жить, как мы живем! Мой герой стал злой и синий, И шершавый, как цемент, Он шипел, как кот в корзине. Гнусен так, что даже мент Привокзальный, глянул, сплюнул, И пошел, куда глаза... А к герою шла по дюнам Вечно юная шиза. И рассвет вспухал над ними, И пропал к херам вокзал. Взял герой другое имя, И жену другую взял. Но поныне мент вокзальный, Видя столик угловой, Кривит губы инфернально И уходит за «травой».