Сборник "Туманность Андромеды"
Шрифт:
— Вы не сетуете, Сандра, что мы потащили вас с собой, навстречу неизвестности? — спросил Чезаре девушку, задумавшуюся и грустную.
— О нет! Я благодарна вам. И ни о чем не жалею, поверьте. Мне хорошо с вами, так хорошо, потому что я всегда чувствую за спиной дружескую готовность к помощи. Я очень много думала в нашем долгом путешествии. Теперь я знаю, насколько мы все одиноки в жизни. Надо быть друзьями, надо всегда чувствовать вокруг себя дружеское участие, уверенность в помощи, ежедневную духовную связь, общение, деловую поддержку. Даже если захочется уединиться. Тогда появляется большая внутренняя сила, смелость, сознание своего единства
И думается, почему бы людям не создавать дружеских союзов взаимопомощи, верных, стойких и добрых? Вроде древнего рыцарства, что ли, не знаю, как уж назвать. Насколько стало бы легче жить! А дряни, мелким и крупным фашистикам, отравляющим жизнь, пришлось бы плохо.
— Отличная мысль, Сандра! Пока составим втроем наш рыцарский орден.
— И включим сюда дядю Каллегари, — предложила Леа.
— И лейтенанта Андреа, когда он вернется! — сказал Чезаре.
Кейптаун исчез за береговым выступом. Ветер донес на палубу вопль электропоезда, и Сандра зябко вздрогнула.
— Пора в каюту, ветер уже совсем не тот, с каким мы пришли сюда на «Аквиле», — предложила Леа.
— И мы не те, — отозвалась Сандра, — после всего мы стали серьезнее, и суровей, и… может быть, лучше.
Часть третья
ТОРЖЕСТВО ТИГРА
Глава первая
ДАР АЛТАЯ
— Тебе телеграмма, — величественная, серебряно-седая женщина подала голубоватую бумажку молодому человеку, только что вошедшему и склонившемуся к ней с нежным поцелуем. Тот перервал заклейку пальцем и обрадовался.
— Мама, завтра приезжает Леонид Кириллович! Я пойду встречать. Может быть, уговорю остановиться у нас.
— В прошлый раз это тебе не удалось.
— Он сказал, к нему всегда ходит много народу и он боится тебя обеспокоить.
— И полно, чего это он? Люди моего поколения умеют никому не мешать, не в пример вам, молодежи…
— Знаю, мама, и признаю. Но согласись, что это в какой-то мере зависит и от вас — ведь не на пустом же месте вырастает новое?
— Знаешь, Мстислав, я много думаю над этим теперь, когда… несколько обеспокоена тобой.
— А, понимаю! Не сыскал подругу жизни, одинок и все такое!
— Слава, я серьезно. Знаешь, я даже думала уехать на время… в Симферополь, к старым друзьям. Оставшись один, ты скорее займешься собой. Все твои сверстники давно женаты, имеют детей.
— А сколько уже успело развестись, женившись по первой прихоти, очертя голову?
— Что ж, геологи в большинстве случаев женаты на своих коллекторшах. Что, они все развелись, по-твоему? Скольких я знаю, живут хорошо, как все… Тебе все время попадались плохие коллекторши?
— Да нет, обыкновенные. А мне хочется особенную.
Мстислав, отдав земной поклон, ловил руку матери, полушутя-полусерьезно стараясь поцеловать ее.
— Перестанешь ты когда-нибудь быть мальчишкой? Такой же, как отец… — Она погладила мягкие светлые волосы сына, зачесанные на косой пробор. Он во всем копировал покойного отца. — Иди умывайся, я покормлю тебя. — И, слегка оттолкнув сына, мать ушла в кухню, служившую столовой их маленькой квартирки в недавно перестроенном старом доме.
— Мама, я сегодня видел Глеба, — рассказывал сын за чаем, — у него опять приключение.
— У твоего Сугорина вечно что-нибудь интересное. Всегда так у минералогов, или это специальная привилегия музея Горного института?
— Пожалуй, специальная, потому что к ним тащат находки со всех сторон и стран.
— Так что же Сугорин?
— Его в числе других специалистов пригласили в Эрмитаж. Вот по какому поводу: еще в сорок втором году бомба попала в бывший особняк князя Витгенштейна. Взрыв разворотил стену, а в ней оказался секретный сейф с драгоценностями. Ну, девчонки МПВО… Не хмурься, мама, девушки собрали и отнесли в штаб, а оттуда передали в Эрмитаж как старинные вещи. В Эрмитаже все оценили и сдали, а несколько старых украшений оставили. Среди них какие-то странные серые с металлическими искорками камни в тонкой платиновой оправе. Тогда никто не смог их определить и, следовательно, оценить, и теперь вспомнили. Вызвали минералогов, и оказалось, что это новый, неизвестный науке минерал, нигде не описанный. Возьмут его в музей, будут определять рентгеном кристаллографическую решетку. Ну разве не интересно? Новые минералы в ювелирных украшениях, да еще в тайном сейфе, случайно раскрытом бомбой, а он мог столетия остаться неразысканным. Как в романе о сокровищах магараджей!
— Конечно же, как в твоей любимой Индии. Факиры, танцовщицы, подземелья и тигры, вся экзотика прошлого века. Скоро тебя туда пошлют, и выветрится твоя ребяческая фантазия. А жаль! И я буду, конечно, скучать, не на сезон ведь, а дольше, год или два…
— Ты привыкла, жена геолога и мать геолога!
— Глупый мой, никогда любящее сердце не привыкнет! Только научится терпеть и ждать.
Мстислав Ивернев явился заранее на Московский вокзал, встретить своего учителя, профессора Андреева. Андреев не приехал. Ивернев долго топтался на перроне, присматриваясь ко всем выходившим из вагонов, и заметил стройную девушку с чемоданом в руке, растерянно озиравшуюся. Поезд опустел, самые медлительные пассажиры вяло плелись по платформе. Огорченно пожав плечами, Ивернев направился в вокзал. Девушка с чемоданом стояла возле одного из чугунных столбов, подпиравших крышу платформы. Во всей ее ладной фигуре чувствовалась такая беспомощность, что Ивернев подумал, не следует ли ему предложить свою помощь.
Вдруг девушка сама обратилась к нему, порозовев от смущения и чуть запинаясь:
— Скажите, здесь нет другого места, где могли бы стоять встречающие? Я не могла разминуться?
— Нет. Или на платформе, или вот тут на ступенях за решеткой. Больше негде. Можно посмотреть еще в вокзале, хотя нелепо ждать там. Но все же посмотрим, давайте ваш чемодан.
— Он не тяжелый! Пожалуйста.
Чем больше присматривался Ивернев к незнакомке, тем сильнее росло в душе радостное ожидание чего-то необычайного. Иверневу всегда нравились темноволосые, а девушка была золотистой блондинкой. Ее короткие волосы лежали плотно и гладко, как у брюнетки, зачесанные косой челкой на широкий и гладкий лоб. Темные брови взмывали вверх, к вискам, над яркими карими глазами, а полные губы были накрашены розовой помадой.
В едва заметно запавших щеках узкого к подбородку лица проступала аскетическая или, может быть, усталая нотка.
Девушка несла свой фиолетово-серый итальянский плащ не на руке, а перекинув через плечо.
— Вы тоже кого-то встречали? — спросила она, когда они вошли под высокие своды вокзала.
— Да, должен был приехать мой учитель, профессор. Не могу понять, что могло с ним случиться.
— А я приехала на каникулы к тете. В первый раз в Ленинграде. И вот тетя не встретила, теперь это уже ясно. Буду добираться сама.