Сборник "Уркварт_Ройхо" Книга 4-6
Шрифт:
Сознание привычно тянется за "Плющом", спящим под моим сердцем боевым заклинанием, и кмит отзывается. Но слева от меня щелкает тетива арбалета, и мимо проносится короткий болт, который вонзается одному из моих противников прямо в раскрытый рот. Я вижу, как вылетают зубы северянина, а сам он, без вздоха и крика, захлебываясь кровью, рухнул сначала на колени, а затем уткнулся лицом в грязь. Отличная работа! Надо будет отметить воина! Но это потом. А пока пора разобраться со вторым вражеским дозорным.
Ирут опускается на противника. Стремительный росчерк черного металла, от которого трудно защититься.
На этом мое участие в бою закончилось. И успокаивая жеребчика, я придержал его, стал похлопывать четвероного товарища по вороной шее и наблюдать за ходом боя.
— Режь гадов! Смерть им! — слышу я дикий рев Квиста, который сегодня мстит за своего друга десятника Суврата, погибшего в прошлом нашем походе в северные пустоши.
— Убивай! — подхватывает его слова другой сержант, кажется, Амат.
— Бей! Круши! — разносится по всей поляне густой бас сержанта Нереха.
— Убивай!!! — вторят своим десятникам воины.
Звон клинков. Ржание лошадей. Рев умных боевых лосей, которые чуют схватку и гибель своих хозяев, но не могут сорваться с места и примчаться к ним на помощь. Яростные крики воинов. Стоны раненых. Хрипы умирающих. Шорохи палой листвы, шум дождя и топот копыт. Все это смешивается, сплетается, и какофония звуков накрывает лагерь наших врагов, которые быстро пришли в себя и стали стягиваться к самому центру стоянки, к большому раскидистому дереву. Вот их пять человек. Затем уже десять. К ним присоединилось трое. Еще четверо. И вот-вот, пользуясь тем, что дружинники добивают их товарищей и рассеяны между шатрами, они постараются пойти на прорыв, спрятаться среди деревьев или броситься в реку. Шансы на спасение у них неплохие, но невдалеке находится Эри Верек, которому я кричу:
— Эри не спи!
Верек понимает, о чем я. Он вскидывает вверх левую руку, где на цепочке болтается боевой амулет, смотрит на группу ощетинившихся стальными клинками нанхасов и его губы шевелятся. А затем от артефакта в сторону врагов устремляется огромный рой быстрых зеленых светлячков, которые накрывают все пространство вокруг древнего дуба. И как всегда, "Зеленая Пыль" работает превосходно, все же староимперский артефакт, а значит, по умолчанию, надежный. Ослепленные северяне бросают оружие и хватаются за свои глаза, а мои дружинники налетают на них и режут врагов, словно баранов. И опасаясь того, что не останется пленников, повышая голос, я командую:
— Сержант Амат! Взять трех пленных!
— Есть! — откликается бывалый партизан.
Конем сержант наезжает на ошарашенных и ослепленных вражеских бойцов. Одного за другим он выбирает из пока еще живых людей тех, кто перед смертью расскажет нам о главном стойбище Океанских Ястребов вблизи горы Анхат и силах врага. Один! Второй! Третий! Конные воины из десятка Амата выхватывают людей из общей массы и оттаскивают их в сторону, к ближайшему шатру. И когда мой приказ выполнен, сержант отъезжает в сторону, дает отмашку рукой, и северян добивают.
Несколько воинов спрыгивают с лошадей. Они оказываются среди нанхасов, и мечами, без всякой жалости, рубят их. Окровавленные клинки ирутов и сабель размеренно взлетают над шлемами дружинников и опускаются вниз. Кто-то из наших врагов пытается прикрыться руками, и ему рубят конечности, а иные, ничего не видя, хотят отползти в сторону. Но это бесполезно! От дружинников не уйти и не спрятаться. И спустя всего пару минут возле дуба остались только изрубленные мертвые тела, из которых на грязную изгвазданную землю вытекала живительная красная руда.
Все! Победа! Безвозвратных потерь в моей сотне нет, и только шесть человек имеют легкие ранения. Очередная схватка за нами. И спрыгнув с коня, я приказал пяти десяткам дружинников прочесать всю рощу. Еще два десятка должны заняться оленями и лосями, которых придется убить, потому что отпускать ездовых животных нельзя, ибо они сразу же устремятся к зимнему лагерю Океанских Ястребов, так их приучили. А остальные три десятка воинов должны поставить под освободившиеся навесы наших лошадей, собрать трофеи, большую часть которых мы бросим, а затем очистить поляну от трупов и поднять упавшие шатры, в которых мы сможем спокойно выспаться и обсушиться.
На поляне закипела работа. Только что здесь одни люди убивали других. А спустя всего пять минут после того, как было подавлено сопротивление, начинается обычная лагерная суета. Снова разводятся погасшие костры, в которые без экономии летят охапки собранного северянами сушняка. Ставятся поваленные лошадьми шатры. А трупы наших врагов стаскиваются в ближайший овраг, где завтра с утра их спалят, чтобы они не стали живыми мертвецами.
Вскоре появляются люди барона Анхеле и молодые маги, которые отловили еще двух человек, дозорных с опушки. За ними следом на стоянку выехали егеря, основной состав чародеев, гвардейцы Тегаля и дружина Хиссара. Воины чужих отрядов завистливо косятся на кеметцев, которые уже заняли навесы для животных и сухие шатры, и сидя в них, перебирают трофеи, в основном оружие и доспехи. Ну, а их командиры поздравляют меня с бескровной победой. При чем кто-то, как Хиссар, Анхеле и Нии-Фонт говорит от души. А другие, Исуд и сотники егерей произносят свои слова с каким-то нехорошим подтекстом и намеком на то, что бой был пустяковый, поскольку враг дикий.
Ага! Сейчас! Можете посмотреть на ламиллярные доспехи северян, их стальные ятаганы, добротную одежду и посуду. А потом скажите, что они дикари. Нет уж! Нанхасы это не какое-то там отсталое племя, а высокоразвитый народ, который вынуждено покинул свои родные места и оставил врагам большую часть своего имущества и все производственные мощности. И теперь, чтобы не одичать в северных пустошах и не рассеяться северяне должны захватить наши города, рудники, промышленные предприятия и занять достаточную для проживания их племенного сообщества территорию, на которой они смогут начать новую жизнь. Именно поэтому нанхасы идут к нашим границам и готовы убивать любого оствера, который окажется в пределах досягаемости их оружия, хоть обычного, хоть магического.