Сборник "Золото Флинта"
Шрифт:
Вот примерно и все, что я помню о захвате «Моржа». Обычно флибустьеры в тех краях предпочитали суда поменьше, не с такой глубокой осадкой, ведь там кругом мелководье. Но у Флинта были свои замыслы, для выполнения которых он нуждался в добром корабле.
В первый же день началось переоборудование «Моржа», и наверху застучали молотки.
Мы с Ником не успели еще понять, в чем дело, как внизу появился Сильвер. Он пришел переговорить с каторжниками, и, сидя в кормовом трюме, мы слышали всю его речь. Надо сказать, что во всякого рода переговорах от главарей всегда выступал Сильвер. Флинт был плохим оратором, так же как и Бонс. Только Долговязый Джон был наделен даром красноречия, а с такой командой, как у него, хорошо подвешенный язык играл далеко не последнюю роль.
Итак,
– Друзья, – начал он. – Сдается мне, что вы все до одного родились под счастливой звездой. Вы сидели тут, словно медведи на цепи, и что вам предстояло? Убить всю жизнь на то, чтобы выращивать сахарный тростник и табак на плантациях Виргинии, набивать чужие карманы! Да только теперь дело обернулось иначе, после того как ваш дорогой капитан выудил меня из могилы и предоставил возможность набрать команду из самых подходящих кандидатов в джентльмены удачи, каких только мне доводилось видеть! А у меня на это дело глаз наметанный, недаром я пил из одной чарки с первыми бойцами не только здешних вод, но и более южных широт! «Что он за человек?» – скажете вы, и правильно – только дурак поверит моряку на слово. Буду говорить все как есть, напрямик – зовут меня Джон Сильвер, я квартирмейстер этого корабля и подчиняюсь отныне только капитану Флинту, да и то лишь тогда, когда на горизонте появится приз! «Что с нами будет?»
– спросите вы. И опять правильно. А мой ответ таков: это зависит только от вас самих, с той минуты, как с вас снимут кандалы и вы подниметесь на палубу!
Итак, друзья, вопрос ясен, решайте теперь сами. Никто вас не неволит: ни я, ни Флинт, ни даже король Георг, которому теперь до вас уже не дотянуться! Можете подписать с нами контракт, будем делить добычу поровну. Но я нарушил бы свой долг, если бы не предупредил тех, кто пойдет с нами и станет служить у меня, будь то под «Веселым Роджером» или любым другим флагом, что я человек такой – люблю отдавать приказания и люблю, чтобы их выполняли быстро и весело. А если вам это не по душе и есть среди вас кто-нибудь, кому захотелось бы поспорить со мной, то пусть выйдет вперед и скажет об этом. Посмотрим, кто из нас лучше владеет абордажной саблей, вымбовкой или любым другим оружием по выбору вызвавшего! И еще скажу, раз уж об этом зашла речь, – коли найдется среди вас такой человек и одолеет меня и я выйду живым из поединка, то будет он с той минуты моим начальником, а я дам отбой и стану козырять ему наравне со всеми! Вот и все, что я хотел вам сказать. А вот и наши оружейные мастера, они снимут с вас кандалы и сделают джентльменами удачи тех, кто хочет добыть себе богатство вместе со мной, капитаном Флинтом и лучшей командой, какая когда-либо выжимала выкуп из испанской колонии!
Можете себе представить, как приняли эту речь бедняги с пушечной палубы, люди, которые во всем отчаялись, а тут вдруг чудом обрели свободу. Они подняли такой шум, что, наверное, было слышно в Порт-Ройяле, и всю эту ночь двое оружейников разбивали цепи и посылали освобожденных наверх, подписывать контракт на квартердеке под присмотром Бонса.
Только один человек решительно отказался пожертвовать, как говорится, бессмертием души ради свободы. Об этом человеке, старике Джейбсе Пэтморе, вы услышите еще не раз. Я так и не смог выяснить, за что его сослали. Он знал наизусть почти все Писание и говорил изречениями, хотя менее подходящую паству трудно было бы придумать. Он сказал оружейникам, чтобы не касались его кандалов, – мол, они надеты на него самим всемогущим Богом и только Богу дано снимать их.
Он умер бы с голоду, если бы Ник не проследил за тем, чтобы ему носили еду и воду. Позднее, когда Сильвер хотел ссадить старика на берег, тот заявил, что предпочитает остаться, и его оставили как своего рода корабельный талисман. Позднее удалось убедить его освободиться от оков; с тех пор бывшего проповедника часто можно было видеть по ночам сидящим на якорных цепях и громко распевающим псалмы. А в каждое полнолуние он прорицал конец света...
Мы
Наше положение с Ником продолжало оставаться опасным, и нам приходилось все время быть начеку. Сами понимаете, что первое время мы находились на положении пленников и у нас просто не было выбора. Либо плыть одним курсом со всеми, либо отправиться за борт. Правда, Сильвер держался очень любезно, но зато Хендс и Пью по-прежнему видели в нас людей короля. Будь их воля, нас давно отправили бы на корм акулам.
Впрочем, это не мешало Нику считать нас наполовину пиратами уже потому, что мы несли главную ответственность за захват судна Сильвером.
Весь первый день мы с Ником только об этом и говорили. В итоге он пришел к заключению, что лучше предоставить событиям идти своим чередом, во всяком случае пока мы не окажемся вблизи какого-нибудь поселения. А тогда что-нибудь придумаем.
У Ника оставалось достаточно денег, однако мы хранили это в глубокой тайне. Пронюхай кто-нибудь, что Ник носит пояс, набитый английскими гинеями, нам тут же пришел бы конец.
На второй день мы отправились на квартердек и подписали контракт. Так подпись Ника появилась на круглом листе, приложенным к условиям, сочиненным Сильвером в первую ночь. Я тоже нацарапал свое имя и приложил большой палец. Пираты всегда расписывались по кругу, чтобы по подписям нельзя было распознать главаря, если контракт попадет в руки судей.
А теперь пора рассказать вам, Джим, что представляло собой береговое братство сорок с лишним лет назад.
Начнем с того, что между пиратами и пиратским атаманом были совсем другие отношения, чем между командой военного корабля и адмиралом. Пираты чувствовали себя гораздо свободнее и вольнее, и ни один человек, даже такой, как Флинт или Девис, не мог безраздельно распоряжаться командой вроде нашей, исключая моменты боевых схваток и абордажа.
Капитана выбирали всеобщим голосованием, отдавая предпочтение лучшим бойцам и тем, кто особенно искусно умел разработать план захвата приза. Точно так же его могли и сместить, что нередко случалось, если команда была недовольна ходом дел.
Далеко не всегда капитан был моряком – взять хоть того же Флинта, – и тогда ему приходилось во всем полагаться на настоящего шкипера, вроде Билли, а уж тот прокладывал курс к цели, намеченной атаманом, – во Флоридский пролив или район Багамских островов, где проходили торговые пути в прибрежные города с малочисленными гарнизонами, либо на перехват испанских серебряных караванов, которые дважды в году отчаливали от Перешейка.
Подлинным хозяином на борту в промежутке между набегами был квартирмейстер – нечто среднее между казначеем и боцманом; обычно в этой роли выступал образованный или полуобразованный человек вроде Сильвера. Квартирмейстеру надлежало обладать твердой рукой и острым языком, особенно когда начинался дележ добычи. По сути дела, именно он заправлял всей командой и отвечал за дисциплину на корабле.
Вместе с тем неверно было бы утверждать, что на пиратском корабле вовсе не знали субординации. Люди посмышленее держались заодно и помыкали обитателями нижних палуб. Экипаж пиратского судна делился на «господ» и на «чернь».
К числу господ относились капитан, штурман, квартирмейстер, старший канонир, боцман, рулевой, плотник и оружейные мастера. Они составляли своего рода комитет, который умел навязать свою волю остальным.
«Чернью» называли рядовых членов палубной команды и марсовых; им при дележе добычи причиталось на одну треть меньше, чем «господам». Ник принадлежал к «господам» как лекарь; я же, не имея никакой морской выучки, всегда находился вместе с «чернью».