Сборник
Шрифт:
Дом на вершине холма, скрыт за деревьями-три-четыре акра возделанной земли, огород, виноград, корова, утиный прудок, крольчатник.
Открывается дверь - мужчина лет сорока, волосы до плеч, борода. Сделал знак, чтоб вошли, ничего не спросил. Большая комната, балки на потолке, очаг, ткацкий станок. За станком - молодая женщина с длинными светлыми волосами. Улыбнулась. Через дверь из глубины комнаты - наверно, из кухни - входит странный молодой человек в пышной юбке с длинными черными волосами, говорит: "О, привет, я принесу чай". Стал отказываться. Мистер Флэк говорит: "Да, спасибо".
Человек говорит: "Это Джойс, а женщина за станком - Джоселин". Джоселин завязывает нитку узлом, подходит к нам, целует
Мистер Флэк рассказывает Орлову, какое большое впечатление произвел он сам и его работа на всех нас в "Этиколоссусе", и еще много всякого говорит про избавление мира от бедствий и страданий. Орлов рот разинул, будто верит каждому слову, вскоре мне начинает казаться, словно он и вправду верит. Пока мистер Флэк ведет разговор, спокойно и непринужденно, Джоселин спрашивает меня: "Хотите посмотреть, как мы живем?"
Мистер Флэк быстрехонько кивает мне, Джоселин встает и протягивает мне руку. Не хочу я руки, не хочу идти, но мистер Флэк снова подает знак, и я подымаюсь. Джоселин руку не отпускает. Очень непривычно. Выходим в сад через кухню - кирпичи, железная плита, должно быть, топится дровами. Балки на потолке, чугун и медь, кафельный пол. Просторно. Осмотрели кладовку, подпол для овощей, стойло, в котором бьет ключ, спальни с матрацами во весь пол, двадцать кошек, у каждой имя, про каждую история; четыре собаки, голуби. Джоселин рассказывает, что живут они тем, что родит земля, нет только соли, муки, спичек и тому подобного; сахара тоже нет, зато держат пчел. Лаборатория Орлова. Похожа на мастерскую алхимика - много посуды, которая обычно бывает из стекла,- здесь сделана из керамики. Джоселин говорит, что ее делает Джойс.
На обратном пути в дом она останавливается, берет меня за обе руки и говорит: "Ну, скажите, пожалуйста, "Этиколоссус" купит изобретение Макса?" Сказал, что не знаю, но возможно. Она говорит: "О!", а на глазах - слезы. Говорит, что они долго маялись. Макс рискует лишиться дома. И так немного надо, чтобы сохранить его. Вернулись в дом. Джойс приносит поднос с кружками. Все пошли в большую комнату. Мистер Флэк и Орлов уткнулись головами в бумаги. Макс держит ручку мистера Флэка. Джойс говорит: "Чаю?" Я не хочу, но мистер Флэк берет кружку и на меня смотрит. Беру большую кружку - верно, и она сделана здесь - пью. Сплошная трава. Ужас. Мистер Флэк выпил до дна, я за ним. Все вокруг такие счастливые, что прямо тошно. Уходим.
В машине мистер Флэк смеется всю дорогу, пока едем вниз с холма, говорит: "Никогда не поверишь, во что нам обошлась вся технология: всего каких-то пятьдесят долларов, паршивых пятьдесят долларов. Только Орлов этого еще не знает и не узнает, пока не покажет документы юристу". Сказал ему, что Орлов вот-вот лишится дома. Мистер Флэк сказал: "Хорошо. Я рад что мы добрались сюда, пока он не съехал". Сказал, что весь мир состоит из акул и пескарей и что пескари существуют, чтобы их ели,- для того они и созданы.
Высадил мистера Флэка у "Этиколоссуса", сам отбыл на местный аэродром для второй части расследования. Пообедал в аэропорту, сел, как запланировано, на рейс 803, приземлился в Брид Сити в 3 часа 18 пополудни. Нанял машину, отправился в район, где живет Молли Верити, разыскал дом. Улица обсажена деревьями, похожа на туннель; дома - далеко один от другого, старомодные вроде расписных пряников, веранды, крылечки, въездные ворота. Старые, но чистенькие, покрашены яркими красками. У большинства домов - ставни, широкие лужайки, частокол вокруг садиков, цветочки. Дом Верити - светло-серый, с зелеными ставнями. Доезжаю до угла. Кондитерская. Звоню по телефону. Говорю, что работаю вместе с д-ром Верити и здесь проездом. Мисс Верити разговаривает очень радушно, зовет в гости. Еду обратно, паркуюсь. Низенькая женщина спрыгивает с качалки на веранде, встречает меня на середине подъездной дорожки, берет за руки. Тут совсем другое дело. Глаза светятся, словно фары, волосы седоватые, но не очень, стянуты в маленький пучок на затылке так туго, что смотреть больно. Щеки совсем как яблоки. Зубы будто все свои. Платье из домашней пряжи, синее в белый горошек, с белым воротничком и белым фартучком словом, похоже на картинки, которые рисовал этот - как его там звали - для обложек журнала "Пост". Роуэлл. В общем, еще более неправдоподобно, чем Орлов.
Вошли в дом, она - ни слова, пока не подала лимонад в высоком бокале со льдом и домашнее печенье с имбирем и лимоном. А потом заладила про Алберта: и как поживает Алберт, и не слишком ли много работает, и не осунулся ли? Мне даже не пришлось признаться, что я месяцами не вижу доктора Верити. Она все разговаривала.
Честное слово, если бы я не видел эту женщину своими глазами, я не поверил бы ни ей, ни тому медицинскому заключению, которое дал мне прочитать полк. Бигль. В заключении говорилось, что больная - при смерти, метастазы уже повсюду, вес - не менее 80 фунтов, бред, переходящий в коматозное состояние. И вдруг спонтанная ремиссия, как сказано там. Всего несколько месяцев тому назад. А теперь - это самая цветущая маленькая особа на всю округу, стремительная, смеющаяся, все время в движении. Она сама говорит, что рак пошел ей на пользу. Никогда раньше не была такой энергичной, так не радовалась всему на свете.
Разговорить ее не составляет никакого труда. Особенно насчет Ала Верити. Он - просто свет в окошке. Золотой мальчик. Не только гордость всей семьи, но самый настоящий чудодей и т. д. Однако навести ее на разговор о том, что же он все-таки сделал, не удалось. Видать, она была слишком плоха и ничего не сознавала.
Но она все же сказала, что очнулась от дурмана и страданий - со смехом. Говорит, будто никогда в жизни не чувствовала себя так хорошо, как тогда, было даже лучше, чем сейчас. Она рассказывает, будто видела цвета, которых никогда прежде не видывала, не могла даже подобрать им названия. Какие-то меняющиеся, качающиеся рисунки, скользящие мозаичные изображения.
И все казалось причастным к цвету; даже звук - и звяканье ложки, и шаги, и шум самолета - все преобразовывалось в краски, сливалось с ними. А потом еще сны, немыслимые сны, летящие, явственные, ощутимые - более реальные, чем самые реальные вещи. И все время прекрасное самочувствие.
Затем ощущение голода. Никак не могла наесться. Родные и друзья сначала смеялись, потом встревожились. За три недели поправилась на 18 фунтов и все легло на свое место. И продолжала прекрасно себя чувствовать, так что беспокоиться нечего.
Дала мне кусок фруктового торта; сказала, будто это любимое лакомство Алберта, и просила передать ему.
Пусть лучше отдаст кто-нибудь другой. Во всяком случае прежде, чем он от кого-то узнает.
Работа моя - мне по душе. Все время надо делать самые разные дела. Скажем, не было еще никогда более скверного утра, чем сегодня: зато не было и такого хорошего дня. Может быть, когда-нибудь доведется повидать еще эту женщину.
Отчет о расходах прилагается. Урия Легри,
Помощник Президента