Сборник
Шрифт:
– Надолго вы сюда?
– Пока... Я не собираюсь уезжать.
– Что?!
– Моя дорога подошла к концу, - просто сказала она.
– Я была везде, где можно, во всех местах, о которых мы знаем.
– С этой программой?
Она утвердительно кивнула, потом добавила:
– С этой особой миссией.
Он задумчиво молчал. Женщина повернулась к двери, а он вытянул руку, но не коснулся ее.
– Пожалуйста...
– начал он.
– Что именно?
– Я бы хотел... Если вы, конечно, не против... не часто
– Нет, сержант, спасибо. Я устала. Мы еще встретимся.
Он удивленно взглянул на нее, и вдруг в его мозгу словно вспыхнул свет.
– Я знаю, где это находится. Это рычаг с красной ручкой и надписью на бумажке "по приказу главнокомандующего". Все тщательно замаскировано.
Она молчала так долго, что он решил, что она не слушала его.
– Я согласна на прогулку, - сказала она наконец.
Они прошли вдвоем вдоль платформы, потом свернули к темному строевому плацу.
– Откуда вы знаете?
– тихо спросила она.
– Это нетрудно. Вся эта ваша миссия... факт, что вы ездили по всей стране. И прежде всего что кто-то считает необходимым убедить нас не наносить ответного удара. На кого ты работаешь?
– прямо спросил он.
Она рассмеялась, и это его удивило.
– Для чего все это?
– уточнил он.
– Минуту назад ты краснел и у тебя заплетался язык.
– Тогда я говорил не с человеком, - оправдывался он.
– Я говорил с тысячей песен, которые прослушал, и со ста тысячами золотоволосых изображений. Лучше скажи, что все это значит.
– Поднимемся наверх и поговорим с полковником.
– Она остановилась.
– Нет, - ответил он, беря ее под руку.
– Я обычный сержант, а он высший офицер. Впрочем, теперь это не имеет никакого значения. Ты человек, я - тоже и должен уважать твои права. Но я не сделаю этого. Лучше расскажи об этом мне.
– Ну хорошо, - она согласилась с усталостью, вызвавшей в нем внутренний страх.
– Кажется, ты действительно нашел. В районах стартовых площадок есть главные кнопки для запуска. Мы обнаружили и демонтировали все, кроме двух. Очень вероятно, что одна испарилась во время взрыва. Вторая - исчезла.
– Исчезла?
– Не мне говорить тебе о сохранении строгой тайны. Ты знаешь, как это развивалось между отдельными странами. Точно так же было между штатами и федеральными властями, между министерствами и организациями. Только три или четыре человека знали, где размещены все кнопки. Трое из этих людей находились в Пентагоне, когда его взорвали. Третий взрыв, если помнишь. Если имелся еще четвертый человек, им мог быть только сенатор Ванеркук, а он умер три недели назад, не сказав ни слова.
– Наверное, автоматический радиоключ?
– Верно. Сержант, нам обязательно все время ходить? Я так устала...
– Прошу прощения, - машинально сказал он. Они перешли на другую сторону, на место, с котором проходил смотр войск, и сели на пустых скамьях.
– Повсюду стартовые площадки, замаскированные и заряженные?
– Заряжена большая их часть. Внутри находится устройство для измерения времени, которое разрядит их примерно через год, но до тех пор они остаются заряженными и нацеленными.
– Нацеленными на что?
– Неважно.
– Понимаю. Сколько их примерно?
– Около шестисот сорока. До сих пор выпущено по крайней мере пятьсот тридцать ракет. Точно мы не знаем.
– Кто это мы?
– с яростью спросил он.
– Кто?
– Она засмеялась.
– Можно сказать, правительство. Если умирает президент, власть переходит к вице-президенту, потом к государственному секретарю и так далее. Насколько далеко можно в этом зайти? Пит Маузер, неужели ты еще не понял, что произошло?
– Не понимаю, о чем ты.
– Как по-твоему, сколько людей осталось в живых в этой стране?
– Не знаю. Полагаю, несколько миллионов.
– А сколько их здесь?
– Около девятисот.
– Насколько я знаю, это крупнейший из еще существующих городов.
Он вскочил на ноги.
– Нет!
– выкрикнул он, и слово это пронзило насквозь темноту, заплутало между покинутыми домами и вернулось к нему серией низких звуков, отражающихся эхом: нет... нет... нет...
– Они рассеяны по полям и дорогам, - Стар заговорила быстро и тихо. Сидят под солнцем и умирают. Бегают группами, раздирая друг друга на куски, молятся и голодают, убивают друг друга и умирают в пламени. Огонь повсюду огонь, горит все, что еще уцелело. Сейчас лето... В Берксшире уже опали листья, а трава выгорела до коричневого цвета. Видна трава, умирающая от воздуха, и ширящаяся смерть выходит из мертвого пейзажа. Громы и розы... Я видела розы, те, новые, растущие из разбитых горшков в теплицах. Их лепестки живы, но больны, шипы закручиваются, врастают в стебли и убивают цветок. Фельдман умер сегодня ночью.
Он позволил ей помолчать, потом спросил:
– Кто такой Фельдман?
– Мой пилот, - говорила она в сложенные ладони.
– Он умирал много недель, не думаю, чтобы у него осталась хоть капля крови. Он пролетел над самым Главным Штабом и направился на посадочную полосу. Садился с мертвым двигателем, умолкшими турбинами и без гироскопа. Разбил шасси и сам тоже был уже мертв. В Чикаго он убил человека, чтобы украсть топливо. Того оно вовсе не интересовало, просто у насоса лежала мертвая девушка, и он не хотел, чтобы мы приближались к ней. Я никуда отсюда не уйду, останусь здесь. Я устала...