Сборник

Колесова Наталья Валенидовна

То, что он увидел, ему понравилось. Длинный деревянный стол. Массивный подсвечник. Керамическое блюдо с яркими фруктами. Стулья с высокими спинками. Справа, у окна — деревянные хозяйственные шкафчики, современная плита, мойка. Слева — холл с множеством кресел, подушек, диванов, и — камин, облицованный темным кирпичом. Здесь могла уютно устроиться большая компания. Есть ли у Гасси сестры-братья? Он хмыкнул, вспомнив свою мысль, как ей должно быть одиноко. Да тут хоть комиссию по нарушению правил проживания и регистрации граждан натравливай! Как она смогла

разместить всех этих людей? Чем они там занимаются? Устраивают костюмированный бал? Проводят съемки исторического фильма? Что-то не заметил он ни камер, ни софитов… А эти… звезды?

Он машинально погладил усевшуюся рядом кошку — та лениво щурила на него желтые глаза.

— Ты-то бы мне все рассказала, правда, Чернушка? — сказал он, уже не заботясь о разумности беседы с тварью бессловесной. — Вот беда, говорить не умеешь.

Раскрытая дверь манила золотым светом. Он дошел до нее осторожно, остановился в проеме, повел головой, осматриваясь. Снаружи были сосны и теплый свет послеполуденного солнца. Стивен сделал осторожный шаг. Под ногами пружинили опавшие хвоя и мелкие тонкие ветки. Пахло соснами, смолой, ранней осенью. Кругом был лес — ровный, стройный, янтарно-золотистый сосновый лес. И ничего кроме. Где-то далеко куковала кукушка.

Он медленно двинулся по еле заметной тропинке. Чуть отойдя, оглянулся. Дома не было. Вернее, был, но совершенно иной — бревенчатая лесная хижина, мечта горожан, утомленных цивилизацией. Стивену вдруг подумалось — а если обойти его, не окажется ли фасад прежним, словно кем-то задуманная декорация к спектаклю…

Впереди, между сосен показался просвет, и он остановился на склоне: сначала полого, потом более круто, тот спускался далеко вниз к узкому извилистому озеру, похожему на сине-зеленую ящерицу. Высокие холмы вокруг, поросшие лесом, уже щедро украшены золотом и багрянцем. По озеру кто-то плыл на длинной лодке.

Все это он охватил одним длинным взглядом и уставился на женщину. Она сидела спиной к нему чуть ниже по склону на нагретых солнцем ступенях, высеченных в песчанике. Ветер лениво играл ее распущенными светлыми волосами. Рядом с ней дремал желтый ретривер. Он поднял голову, вскочил и, негромко гавкнув (лай отозвался в холмах и отразился от озера), приветственно замотал выдриным хвостом. Женщина обернулась.

— Добрый день, мисс Хилл.

Она молча кивнула и слегка подвинулась на своей ступеньке. Это можно было счесть за приглашение. Он и счел.

Гасси сидела, положив руки на согнутые колени, прикрытые подолом длинного платья, подставляя солнцу лицо с закрытыми глазами. Ее щеки и голые руки слегка порозовели. Ретривер положил тяжелую голову на колено Стива и вздохнул, когда тот погладил его по выпуклому лбу.

— Как его зовут?

Она открыла глаза, и, казалось, слегка удивилась.

— Кого? Пса? Пес. Просто Пес. Правда, Пес?

Собака вильнула хвостом и переместила голову на ее колено. Пальцы Гасси скользнули в складки его загривка, сомкнулись, легонько потрясли. Пес довольно зажмурился.

— Где

это мы сейчас? — как можно небрежнее поинтересовался Стив.

Она вновь подставила лицо солнцу.

— В сосняке.

— А сосняк у нас?..

Она лениво пожала плечами.

— А какая разница?

Высоко вскинула руку и помахала кому-то. Стив увидел, что из плывущей по озеру лодки тоже им машут. Кажется, платком.

— Кто это там?

Она вновь пожала плечами.

— Не знаю. Но он всегда здоровается со мной, а я с ним.

— И вы никогда не спускались, чтобы познакомиться, поговорить?

— Зачем? Мне и так хорошо.

Она помолчала и добавила:

— Я прихожу сюда отдохнуть.

То есть, когда ее достанут. Иногда он и сам бы не отказался иметь такую укромную хижину в лесу, куда можно сбежать на пару деньков — от дел, телефона, женщин и даже друзей… Это что — старость?

— Сколько не прихожу, здесь всегда или поздняя весна или ранняя осень. Самые мои любимые времена года.

Он как-то не задумывался о временах года — люби-не люби — все равно сменятся, разве что осенью пакостно мокро; но сейчас, оглядевшись, согласился, что ранняя осень хороша. Глаз отдыхает, греет солнце, преданно сопит собака без имени, и мимолетное прикосновение нагретого солнцем плеча женщины тоже приятно.

— Вам нравится, что здесь никого нет?

— Да.

— То есть, мне пора убираться?

Гасси открывает глаза и смотрит на него. Задумчиво. Ресницы не накрашены, но линия четкая. Красивая.

— Нет.

Ого! Он так удивился, что даже не нашел, как применить это к своей пользе. Хотя бы крохотной.

— Там, в доме, — она мотнула головой назад, — есть книги и старые календари. Очень забавные. Иногда я остаюсь здесь на ночь и развожу огонь в камине. Трещат дрова, пахнет хвоей, шумит дождь… Пес лежит возле огня. Я готовлю глинтвейн и мясо. И долго лежу, слушаю лес и дождь. Это просто…

Стивен не сводил с нее глаз. На лице женщины светилась слабая улыбка, взгляд рассеян и мягок.

— …волшебно, — закончила она.

— Как вы это делаете? — спросил он. Он хотел сказать — несколькими словами, а то и вообще без слов, заставляете видеть то, что он никогда не видел. Тогда, на лужайке за домом. Сейчас…

— Делаю что?

— Находите нужную дверь.

Она взглянула слегка удивленно.

— Я вовсе не ищу ее. Дом сам открывает ту, которая мне в данный момент нужна.

— И что, никогда не ошибается?

Ее взгляд сделался пристальным.

— Если вы о себе… Думаю, да, он ошибся. Вы безнадежны.

Его вдруг раздосадовало ее замечание.

— А когда это вы успели изучить всю мою подноготную, мисс Хилл? И что это во мне такого безнадежного? Да, я строю дороги. И буду продолжать строить, когда выберусь из вашей чертовой ловушки. Людям нужны дороги. Цепляние за старую рухлядь, за прошлое — вот где безнадега! Вот, где вы сами застряли!

Пес поднял голову, прислушиваясь к его повышенному голосу. Вопросительно посмотрел на Гасси.