Сборы. Сцены из студенческой жизни.
Шрифт:
Накануне Бузулуков подошел к Конюхову и пожаловался, что болен. На ногах у него были кеды. Конюхов посмотрел на них и спросил:
– Почему не в сапогах?
– Ноги стер, товарищ капитан.
– Тээк. Спина, говоришь, болит .
– Так точно.
– Насморк, говоришь ?
– Да.
– Грипп, стало быть.
– Так точ...
– Так какого хрена ты тут делаешь ? Комиссию проходил ?
– Проходил.
– По здоровью прошел?
– Прошел.
– А теперь дурака валять ?
Бузулуков испугался. Глаза его заметались, как у хорька.
– Да я...
– Ну
Бузулуков поплелся к врачу. Утром вся 2-я рота смеялась над тем, как лечил Бузулукова врач, майор Никонов.
Рассказывал сам Бузулуков, потому что не мог не рассказать. Слишком заметны для всех были следы лечения. Придя в изолятор, Бузулуков долго ждал отсутствовавшего Никонова. Наконец, тот пришел, спросил в чем дело и, узнав, что у Бузулукова болит спина, заставил его раздеться.
– Где болит ?
Бузулукову показалось, что от Никонова несет перегаром. Никонов стал ощупывать спину больного.
– Значит, болит везде ? Ну хорошо. Стой, как стоишь.
Бузулуков замер. Позади него звякнула какая-то склянка. Потом по его спине скользнул холодный влажный тампон или что-то в этом роде, пропитанное какой-то жидкостью или , как предполагал Бузулуков, мазью. Сначала движения шли вертикально, потом горизонтально. Наконец, Никонов попросил одеться и сказал:
– Иди.
Утром, когда рота выбежала по команде: "На зарядку с голым торсом !", все увидели, что спина у Бузулукова была разрисована в клетку , по-видимому, раствором йода.
Позднее из уст других ребят стало известно, что майор Никонов таким образом лечил всех, кто к нему обращался, то есть смазывал зеленкой или йодом больные места. Если у кого-то болела шея, он не тампоном, не ватой, а обыкновенной кисточкой размалевывал тому всю шею. Выяснилось также, что при этом он часто бывал пьян.
____
В каждой палатке размещалось 1 отделение - 9 человек. Обычно после обеда и тихого часа занимались уборкой, носили дерн с берега и обкладывали им палатки. "Кто придумал носить этот дерн ?" - думал про себя Сеня, еле удерживая ручки носилок, доверху нагруженных землей. Расстояние от берега до палаток было довольно приличным и в гору. Он носил это в паре с Носовым. Александр Носов был сильный парень, штангист, и неутомимо ходил взад и вперед. Для Сени это было пыткой. Он то и дело просил передохнуть, потому что нетренированные руки его не держали тяжелых носилок. Его охватывала паника, когда он понимал, что сейчас они сорвутся на землю. Сначала Носов удивлялся: "Ты же гитарист? !" Потом он понял свою ошибку в этом утверждении и предложил Скамейкину подвязывать свои руки ремнями.
У каждой палатки дерн красиво укладывали кирпичиками. Тоже непонятно, для чего и для кого.
В тот день, когда нашли выход с ремнями, Сеня вдруг вспомнил, как сегодня на стрельбище майор Белугин, начальник учебного батальона от воинской части, человек с красным лицом и хриплым голосом, выговаривал прапорщика Никифорова за то, что тот самовольно на три дня уехал к жене. Майор был моложе прапорщика, и разговор очень странно слушался, потому что Белугин с ног до головы обливал подчиненного матом и всячески унижал вплоть до личных
"Вы знаете, Никофоров, что я вас под суд могу отдать за прогул и мародерство,- кричал Белугин.- Почему вчера приехали новые ребята, а тебя, старый рогоносец, черти искали в раю. Ни ключей, ни самого. Ведь уволю же и не пикнешь, потому что ты у меня вот здесь, как клоп под ногтем". И Белугин показал прапорщику на свой палец.
Сеня переживал за Никифорова, хотя и знал, что майор был отчасти прав. В отсутствие майора Никифоров чувствовал себя хозяином в лагере, потому что все склады одежды, оружия, инвентаря были в его руках. Кроме того он ставил себя маленьким царьком в лагере, что пришло к нему с выслугой лет. Ему было около пятидесяти. 30 лет он прожил на казенном пайке, автоматически присваивая себе одежду, сапоги, пищу. Казалось и сам-то он стал казенным, пропитавшись армейской кашей, и был вроде крепко пришитой пуговицы на вещевом мешке. Оторви ее, и она пропадет. К старости он почувствовал, что ничего у него нет, и его самого нет. Он - ничто. Тогда он стал рефлективно брать от своей жизни все, что можно, как старый хомяк, которому уж помирать, а он все тащит зерно в свою нору.
Ему все время не хватало своего имени, и ближе к пенсии он стал вымещать свою небольшую власть на солдатах, свирепствуя и преследуя их. Он мог ни за что кого-то беспросветно держать на кухне, на мойке, заставлять вечно чистить клозеты и прочее и прочее.
Сеня задумался и не заметил, как остался один. Ребята куда-то побежали. Он тоже пошел, волоча за собой носилки. У его палатки царило оживление. Ребята их академической группы кого-то окружили, что-то наперебой говорили. "Ах, да это Андрей приехал !" - сказал про себя Сеня и улыбнулся, увидев стриженного под ежика Горностаева.
5.
В день присяги небо затянуло тучами. Было прохладно. С самого утра все роты батальона готовились к событию. Меняли воротнички, чистили сапоги, брились. Присягу принимали батальоны и других институтов. После завтрака огромный лагерь опустел. Все шли к лесному стадиону.
Уже издалека были слышны барабанная дробь и оркестр. На принятие присяги приехал начальник воинской части Т-ской дивизии и его приближенные. Для них по одну сторону стадиона выстроили трибуну. Перед ней краснела полоса прохождения с маршем, отмеченная мелом.
Все четыре батальона были выстроены лицом к трибуне. После нескольких комбинаций с оружием началось принятие присяги. Принимали командиры рот, вызывая каждого по списку. Все чувствовали небольшое волнение.
Спокойное лицо Конюхова, принимавшего свою учебную роту, его манера смотреть не в глаза, а куда-то на шею или на грудь, вносило равновесие в настроение ребят. Арсений Скамейкин стоял в первых рядах и сердце его колотилось, как ни у кого. Пошел мелкий дождь. Волнение Сени усилилось, когда один парень по фамилии Брызжако, толстый, неуклюжий человек, шедший перед ним, поскользнулся при выходе из строя и упал, копнув автоматом землю. Он быстро поднялся, торопливо с испуганными глазами подошел к Конюхову, взял картонный раскрывающийся лист с присягой и, часто сбиваясь, начал читать. Конюхов серьезно смотрел на него.