Счастье для Хулигана
Шрифт:
— Сказку, папа. — требует дочка.
— Чья сегодня очередь выбирать сказку? — выталкиваю, пусть и так прекрасно это знаю.
— Моя. — пищит Карина.
— И какую сказку ты хочешь сегодня?
— Про то, как мама убегала от папы, а он её искал, чтобы отдать туфельки.
Дикарка прикрывает рот ладонью, пряча улыбку. Это моя интерпретация Золушки. Наша история. Глубоко вдыхаю и начинаю рассказ.
— И увидел папа, как Золушка танцует со злодеем, и понял, что придётся сражаться с ним, ведь на самом деле злодей хотел похитить маму.
— Они спят. — шепчет Дианка,
Поднимаюсь на ноги и целую сына и дочерей. Подхожу к стоящей в дверном проёме и улыбающейся жене. Притягиваю за талию к себе, закапываясь лицом в черноту её волос и вдыхая пряный запах.
— И вытащил папа-принц волшебный жезл, которым расколдовал свою принцессу. — ржёт Дикарка на ухо, бегая губами по шее.
Сам с трудом гогот сдерживаю, крепче прибивая к груди свою Золушку.
— Но иногда она забывает, что обязана принцу не только туфельками, но и тремя спиногрызами, поэтому принцу приходится использовать волшебный жезл, чтобы напомнить ей, как сильно они любят друг друга.
Дианка уже в открытую заливается смехом, вгрызаясь в плечо, чтобы хоть немного его приглушить и не разбудить детей.
— Хулиган. — сипит сквозь зубы. Дробью хватает кислород и поднимает голову, врываясь взглядом в мои глаза. — Знаешь, родной… — оборачивается на сопящих малышей, разгораясь всё ярче. — Если бы у меня был выбор: прожить спокойную жизнь без расставания и риска умереть от пули, но без них, то я бы ни за что на свете не согласилась на это. Наши дети — награда за все трудности. Каждое мгновение боли и отчаяния стоили того, чтобы быть здесь и сейчас. Чтобы слушать, как любимый муж рассказывает историю нашей жизни. Да, жизнь не сказка, но у нас обязательно будет "долго и счастливо". Я люблю тебя. Я люблю Арину, Карину и Мишу. Я люблю наш дом. Я люблю нашу жизнь. И я ни о чём не жалею.
— Дианка… — выдыхаю, но лёгкие сдавливают тиски воспоминаний. Помню, как, уснув с двухлетние племянницей, видел этот момент во сне. Я не думал о нём до тех пор, пока он не произошёл. Я не могу вспомнить точных слов. Да и какая на хрен разница? Важнее реальности ничего нет. — Дианка… — толкаю хрипом и, подхватив на руки жену, несу её в спальню исполнять угрозу затрахать её до полусмерти.
Эпилог 2
Аномально. Вечно. Неразделимо.
— Он совсем ебанулся?! Это, блядь, не смешно. — плююсь проклятиями, нервными, утяжелёнными шагами меряя кабинет адвоката.
Брат, пусть и не встаёт со стула, с не менее разъярёнными матами в четвёртый раз перечитывает завещание ублюдка, лишившего нас детства и едва не сломавшего наши жизни.
Он скончался полгода назад, но мы даже не знали об этом, пока одним счастливым вечером мне не позвонил нотариус и не сообщил, что мы должны приехать на оглашение завещания нашего отца. В тот момент я почти ничего не понимал. Какой бы сволочью не был Константин Северов и сколько был не минуло с нашей последней встречи, он оставался тем, кто дал нам жизнь. Плакать по нему, конечно, никто не стал, но и спокойно принять эту новость ни я, ни Артём не смогли. Мы не виделись уже двенадцать лет, но новость всё равно застала меня врасплох
Недавно мы с женой вернулись из Шотландии. В прошлом году были в Ирландии. Как только дети подросли достаточно, чтобы оставить их на пару недель с бабушкой и дедушкой, я начал постепенно исполнять детские желания своей Аномальной. Не думайте, что всё только для нас, а дети остаются в стороне. С ними мы катаемся на моря или ходим в походы, но есть то, что исключительно для нас двоих.
Известие о смерти отца выбило из привычной колеи, но не смело с дистанции. За шесть месяцев его ненаглядная зажравшаяся жёнушка не удосужилась даже поставить в известность его сыновей.
Дёргано провожу ладонью по волосам, лишь краем глаза зацепив силиконовую долину, являющуюся моей мачехой. Если раньше её можно было назвать красивой и даже милой, то сейчас она похожа на размалёванную шлюху, в которой нет и капли скорби. Но вот желчи и яда через край. Хоть, сука, отбавляй.
— Только дом и машина? — возмущается она от души. — Я же была с ним всё это время, а они, — тычет пальцами в нас, — даже не знали о его смерти. Ни разу не навестили, пока он болел! — визжит всё громче.
— Даже если бы и знали о болезни, это ничего не изменило бы. — холодно обрубает брат, пока я скрежещу зубами, подавляя желание свернуть ей шею, только чтобы заткнуть.
— Мне ничего не надо от этого человека. — отсекаю с резкостью. — Можешь забирать.
— Я тоже отказываюсь от наследства. — поддерживает брат, поднимаясь.
— Молодые люди, — окликает юрист, не давая нам покинуть душный кабинет, — вы можете сделать это, но ваш отец распорядился своим имуществом так, как считал нужным. Подумайте ещё раз. Обсудите это между собой и внутри семьи. Через три дня я буду ждать ваше окончательное решение.
Под визгливые причитания Ирки закрываю за спиной дверь и протяжно выдыхаю.
— Ты как? — выпаливает Артём.
— А хер его знает. Пока в себя не пришёл. Чем он вообще думал, когда писал завещание? Что мы без него ничего не сможем? Ты купил загородный дом и просторную квартиру. У меня тоже частный дом и квартира в городе. Нахрена нам его деньги?
— Согласен. — хмуро подтверждает брат. — Деньги на хрен не нужны, но вот на счёт больницы тебе всё же стоит поразмыслить. Что эта безмозглая курица будет с ней делать? Если станешь директором клиники, то сможешь работать сам на себя. Да, работы прибавится, но потом втянешься. Подумай об этом.
И я всерьёз над этим задумываюсь, пока еду на квартиру к Максу, где меня ждёт жена. Я сам настоял, чтобы она не ехала со мной к юристу. Не хотел втягивать её в дерьмо, о котором уже давно и думать забыл. Воспоминания первых двадцати лет жизни безостановочно вгрызаются в нейронные соединения мозга. И я, мать вашу, не могу вспомнить ничего хорошего, связанного с отцом. Только одно. Я рад, что он настоял на медицинском. Я люблю дело, которым занимаюсь. И я знаю, что смогу сделать больше, если возьму на себя управление клиникой.