Счастье для Хулигана
Шрифт:
Отпираю дверь и скидываю туфли. Диана сдержанно подходит ко мне, но ничего не спрашивает. Раскрываю объятия и хриплю:
— Иди ко мне, родная. Обними.
От тридцатилетней женщины не остаётся и следа. Мне в руки бросается восемнадцатилетняя девчонка. Сдавливаю её шею сзади, подбивая большими пальцами подбородок. Вгрызаюсь в персиковые губы жадным поцелуем. В израненной душе поднимает голову парень, "попрощавшийся" с отцом кулаком и ушедший под крики и проклятия. Оказывается, я не забыл тот день. Воспоминания свежи и болезненны. И ему нужна Аномальная девочка, способная стереть весь кошмар прошлого.
— Дома никого?
— Никого. —
Сжимаю ягодицы, поднимая жену выше. Она обхватывает ногами спину, посасывая мою нижнюю губу. Были бы у себя, я бы вошёл в неё прямо в коридоре, но не забываю, что мы в гостях. Несу её в нашу временную спальню. Опускаю на постель, снимаю брюки, сдвигаю в сторону стринги, по пути убедившись, что смазки достаточно, и в одно движение оказываюсь внутри такого же сексуального тела, как и много лет назад. Сегодня никакой нежности. Мне нужна дикость и жестокость. Она видит это. Читает в моих глазах нужду сорваться и выпустить наружу всё, что жрёт изнутри. Поднимается и срывает с меня рубашку. Дёргая полы в стороны, отрывает пуговицы. Стаскиваю с неё платье и щёлкаю застёжкой лифчика. Удерживая за лопатки, наклоняю голову и грубо втягиваю в рот сосок, покусывая и царапая. Дианка стонет громче, оставляя кровавые полосы от ногтей. Вколачиваюсь в неё бешено, с яростью, быстро. Жена откликается на каждое движение, толчок, касание, укус, поцелуй. Сама грызёт плечи и шею. Кусает за подбородок, а потом за щёку. Шипит, когда с размаху вгоняю в неё член по самые яйца. Упираясь шляпой в матку, заливаю влагалище спермой, пока её кружит в вихре удовольствия.
Только после этого могу спокойно выдохнуть, прижаться к любимой и рассказать всё, что случилось. Она слушает терпеливо, лишь изредка задавая наводящие вопросы или уточняя тот или иной момент.
— Знаешь, за что я люблю тебя? — сиплю, уткнувшись носом в шею.
— Скажи. — так же тихо отбивает она.
— За то, что дома ты не психолог, а просто любящая жена. За то, что понимаешь, что мне нужна поддержка любимой женщины, а не совет специалиста.
— Работа есть работа, а семья — это семья. — щебечет едва слышно, а потом добавляет: — Артём прав, Егор. Ты сможешь добиться всего, к чему так стремился, если станешь владельцем клиники. У тебя будет больше времени, чтобы написать докторскую. Если хочешь, то расценивай это как плату вашего за отца за всё, что он сделал. Он должен вам. Если не смог ничего изменить при жизни, то пусть исправит в смерти. И постарайся простить его. Он умер, родной. Не держи зла на того, кто этого не стоит.
С того дня дышать становится легче. Я даже не понимал, как сильно на меня давила детская обида, пока Диана не указала на неё.
Первое время мне приходится во всех смыслах жить на работе и не видеть семью. Они остаются в Питере в то время, как я занимаюсь делами в Карелии. Это сложнее, чем можно было себе представить, но уже через два месяца мы продаём дом, чтобы купить новый в Петрозаводске. А учитывая то, что вскоре количество наших детей увеличивается ровно вдвое, он оказывается как никогда кстати.
Вторая беременность у нас такая же желанная и долгожданная, как и первая. Мы долго не могли решиться на то, чтобы завести ещё детей, но когда я втянулся в роль директора и организовал работу, а наши дети начали самостоятельно ходить в школу и помогать родителям во всём, поняли, что нам не хватает суматохи и сказок на ночь.
Второй тройне даже не удивляемся. Теперь я могу проводить больше времени с семьёй. Сам себе
***
Сегодня важный день. Я получаю третью докторскую степень медицинских наук. Я — самый молодой нейрохирург, достигший таких высот. В свои тридцать восемь открыл ещё четыре частные клиники, помимо той, что досталась мне от отца. Моя жена теперь тоже доктор, но психологических наук. Несмотря на то, что занимается она исключительно частной практикой, как хобби, продолжает ездить к маньякам и консультировать полицию, заявляя, что это помогает ей не забыть, какой ценой досталось нам наше счастье.
Оборачиваясь назад, понимаю её слова. Столько всего мы пережили. Помню, как она боролось с моей тьмой, как доверяла, несмотря на боль, которую причинял, и как тянулась ко мне, сколько бы не отталкивал её. Как летел к ней домой с сорокаградусной температурой, чтобы сказать её семье, что люблю их дочь и сестру. Как мы потеряли три года, как встретились, поменявшись ролями. Как добивался её, учил заново доверять мне. Как трясся, становясь перед ней на колено и прося стать моей женой. Как оба не сдерживали слёз, когда она сказала "да". Как просила сделать ей дочку и как угрожала рожать, пока не уровняем счёт по мальчикам и девочкам. Благо со второй попытки всё получилось. В этот раз сделали Алинку. А ещё Вадима и Стасика.
Стягиваю взгляд в переполненный людьми зал. Я вижу всех. Брата с женой и их тремя детьми.
Хоть в третий раз не случайно сделали.
При этой мысли незаметно усмехаюсь.
Посмотрели на нас с Дикаркой, когда мы второй раз решились на этот шаг и тоже захотели. Правда, их младшая дочь никак не хотела получаться. Только через два года Настюхе удалось забеременеть.
Замечаю свою маму.
После смерти отца я понял, насколько сильно мешает счастью старая обида. Не сразу, но всё же смог простить мать и принять.
Мама улыбается и машет мне. Немного приподнимаю уголки губ в ответ и скольжу дальше.
Всё Дикое семейство занимает в полном составе едва ли не половину всех отведённых для гостей мест. Её родители, братья с жёнами и таким количеством детворы, что я уже со счёта сбился. Семья моей жены… Моя семья… Я приобрёл не только любовь всей своей жизни, но и маму с папой и ещё четырёх братьев. И почти полтора десятка племянников и племянниц. Андрюха и вовсе скоро станет дедушкой. Здесь даже Самойлов с женой. Пятнадцать лет назад я даже представить не мог, что из врага, мечтающего о моей Аномальной, он станет одним из лучших друзей.
Прохожу взглядом по своим перешёптывающимся четырнадцатилетним дочкам-хохотушкам и серьёзному сыну. Смотрю на пятилетних тройняшек, бесящихся вместе с остальной детворой, но замираю глазами на стройной спине Дианы. Волосы чёрным водопадом скрывают ягодицы. Она столько лет их отращивала, ни разу не состригая только потому, что мне нравится видеть, как они рассыпаться по нашей кровати, как окутывают темнотой, когда нависает сверху. Обе беременности и первые годы малышей она жаловалась, что с ними невозможно управляться, поэтому всегда сам расчёсывал, заплетал косы и убирал длинные пряди с лица, когда её руки были заняты нашими крошками. Сердце замирает в груди, когда она оборачивается с лучезарной улыбкой на персиковых губах и пламенным обещанием в глазах.