Счастье и тайна
Шрифт:
— Это прямо наверху, — бормотала она, поднимаясь по короткой лестнице. — Комната для занятий, дневная детская, ночная детская, комната няни и ее помощницы. — Она открыла дверь и сказала приглушенным голосом: — Это комната для занятий.
Это была большая комната с тремя окнами, около каждого окна было оборудовано сиденье; слегка наклонный потолок говорил о том, что мы находимся под самой крышей. Мой взгляд невольно упал на окна, заделанные решеткой, как по традиции полагалось в детской. Мой ребенок будет здесь в безопасности.
У окна стоял большой стол и около него — длинная скамья. Я подошла к столу. Он был весь изрезан и
— Посмотри, — воскликнула тетя Сара. — Ты можешь прочитать это?
Наклонившись вперед, я разглядела имя Хагар Рокуэлл, вырезанное перочинным ножом.
— Она писала свое имя где только можно, — тетя Сара весело засмеялась. — Если пройтись по дому, заглядывая в шкафы и другие места, ее имя ты увидишь везде. Наш отец всегда говорил, что не Мэтью, а ей надо было родиться мальчишкой. Она вечно всех нас задирала… особенно Мэтью. Ее раздражало, что он был мальчиком. Ну конечно, если бы она была мальчиком… она бы сейчас жила здесь, не так ли?.. И Саймон тоже… Но, может быть, это и не совсем правильно… потому что он Редверз. Ах, дорогая, это слишком сложно, правда? Но сыном была не она, а Мэтью.
— Хагар — это бабушка Саймона Редверза? — спросила я.
Тетя Сара кивнула:
— Она уж его превозносит до небес… — Она приблизилась ко мне. — Ей хотелось бы видеть его здесь… Но теперь это невозможно, так ведь? Будет ребенок… да еще и Люк… и оба перед Саймоном. Сначала — ребенок… Мне надо запастись шелком.
— Вы хотите, чтобы мой ребенок появился на ваших гобеленах?
— Ты назовешь его Габриелом?
Я удивилась: мне было интересно, как она угадала мои мысли. Она глядела на меня изучающе, склонив голову набок. Сейчас она выглядела бесконечно мудрой, — иногда такое выражение встречается у простых людей.
— Но, может быть, будет и не мальчик… — возразила я.
Она только отмахнулась, как будто в этом уже не были сомнений.
— И никто ему не помешает, правда?
Вдруг она нахмурилась.
— Правда ведь? — повторила она.
— Если это будет мальчик, то он займет место отца.
— Но ведь отец его умер. Он покончил с собой… как говорят. Он действительно покончил с собой? — Она крепко схватила меня за руку. — Ты сказала, что он не мог этого сделать. А кто тогда это сделал? Скажи мне, прошу тебя, скажи?
— Тетя Сара, — торопливо прервала ее я, — когда Габриел умер, я была без ума от горя. Я, возможно, не знала, что говорила. Наверное, он все-таки покончил с собой.
Она выпустила мою руку и с упреком посмотрела на меня.
— Я разочаровалась в тебе, — сказала она, надувшись. Потом ее настроение резко изменилось. — Мы все сидели тогда за этим столом. Хагар была самой умной из нас и самой старшей. Теперь ты понимаешь, что было бы лучше… Тогда Саймон был бы… Хотя нашим воспитателям она не нравилась. Они любили Мэтью. А я была глупой. Плохо училась.
— Ничего, — успокоила я ее. — Зато вы прекрасно рисовали. И ваши гобелены будут висеть здесь спустя многие годы, когда нас уже не будет на свете.
Лицо ее просветлело. Потом она засмеялась.
— Я сидела вот здесь, Мэтью — вон там, а Хагар в конце стола. А наша воспитательница — всегда напротив нее. Хагар говорила, что будет сидеть во главе стола, потому что она самая старшая. У нее получалось все… кроме рисования и шитья. Вот здесь уж я была первой. Да, Хагар была сорванцом. Видела бы ты ее верхом на лошади! Она обычно ездила с нашим отцом верхом на охоту с собаками. Она была его любимицей. Однажды она забралась на окно, почти на самом верху монастырской башни. Сама слезть оттуда не могла, и пришлось послать туда двух садовников с лестницами… В наказание ее посадили на целый день на хлеб и воду и оставили одну в ее комнате, но ей было все равно. Она сказала, что ни о чем не жалеет.
Тетя Сара подошла ко мне поближе и прошептала:
— Она говорила: «Если хочешь что-нибудь сделать — делай, а потом думай о расплате, а если уже сделала то, что хотела, — тебе должно быть все равно, что тебе за это будет».
— У вашей сестры Хагар был очень сильный характер.
— Отец любил брать ее с собой, когда обходил поместье. Ему было жаль, когда она вышла замуж за Джона Редверза. Потом начались проблемы с Мэтью. Его отчислили из Оксфорда. Там была замешана какая-то девушка. Я помню тот день. Эта девушка приехала сюда повидать отца. Я за ними наблюдала, а они меня не видели; я слышала весь их разговор.
— С певческой галереи, — подсказала я.
Она захихикала.
— Да, они не догадались посмотреть наверх.
Она села к столу на то место, где она сидела когда-то во время занятий. И я поняла, почему она на глазах молодела, когда приходила в эту часть дома — здесь она заново переживала свою юность. Я была уверена, что все ее воспоминания о прошлом абсолютно точны. Это сейчас она путала, с кем говорила: с Кэтрин или с Клер, была ли это жена Габриела или Мэтью.
— Проблемы, — размышляла она вслух. — У него всегда возникали проблемы из-за женщин. Ему было далеко за тридцать, когда он женился, и больше десяти лет они прожили без детей. Потом родилась Рут. Все это время Хагар надеялась, что ее сын Питер будет хозяином Ревелз. Потом родились Марк и Габриел. Бедный маленький Марк! Но еще оставался Габриел. Затем родился Люк… Так что, как понимаешь, Хагар это совсем не радовало. — Она поднялась из-за стола, подвела меня к шкафу и показала мне там пометки на стене. Там было три линии, помеченные инициалами X., М. и С.
— Корабль ее величества? — пробормотала я.
— Нет, не угадала, — важно сказала тетя Сара. — Это Хагар, Мэтью и Сара. Это отметки нашего роста. Мэтью после этого обогнал ее, и тогда Хагар больше не захотела меряться. Я хочу показать тебе дневную и ночную детские комнаты.
Следом за ней я вышла из учебной комнаты, и мы осмотрели ту часть дома, которая веками принадлежала детям. Я с удовлетворением отметила, что и здесь все окна зарешечены. В дневной детской тетя Сара открыла большой дубовый сундук. Там хранилось платье для крещения детей Рокуэллов. Она с благоговением достала его, чтобы дать мне взглянуть. Оно было сделано из белого шелка и кружев, которые, по моим понятиям, были бесценны.
— Мне надо хорошенько его осмотреть, — сказала она. — Может быть, придется подштопать кружева. Последний раз его надевали на Люка, восемнадцать лет назад. Он вел себя не очень хорошо. У нас младенцы всегда ведут себя плохо. Я возьму его в свою комнату. Никто не дотронется до него, кроме меня. И к тому времени, когда понадобится, оно будет готово…
— Благодарю, тетя Сара.
Я взглянула на часы, приколотые к лифу платья, и увидела, что уже четыре часа.
— Пора пить чай, — проговорила я. — Совсем не заметила, что уже поздно… Время так быстро летит, когда интересно.