Счастье и тайна
Шрифт:
Она ощупывала меня, задавала массу вопросов и судила обо всем со знанием дела. В конце концов она пришла к выводу, что все идет как надо, а то, что случилось, — естественно для такого срока беременности.
По ее мнению, чашка горячего сладкого чая пошла бы мне на пользу; и бояться больше было нечего.
Когда она ушла, Хагар приказала, чтобы мне принесли горячий чай, и пока я его пила, она сказала:
— Ты знаешь, когда наступит срок, я бы на твоем месте обратилась к Джесси. У нас здесь никого лучше ее не найти. Вот почему она работает у меня.
Я согласилась, что это было бы прекрасно; я ведь не знала, какие еще приготовления надо сделать.
— Тогда решено, — сказала Хагар. — Я скажу, чтобы Джесси была наготове. А еще лучше, если бы она смогла перебраться в Ревелз примерно за неделю перед этим и пожить там. Это не помешает.
Похоже, инициатива в моих делах перешла в другие руки. Но я не возражала. Казалось, изменения в моем положении оказывают влияние на мой характер. Чувствуя, как по телу разливается усталость, я лежала на кушетке, набитой конским волосом, и слушала, как Хагар строит планы на мое будущее.
Джесси еще не ушла, и когда Хагар послала за ней перед моим отъездом, чтобы сказать ей, что я решила воспользоваться ее услугами, она была очень рада.
— Джесси будет регулярно заходить к вам в Ревелз, — заявила Хагар. — А ты должна прислушиваться к ее советам. А теперь пускай кто-нибудь отвезет тебя домой. И когда приедешь, обязательно отдохни.
Саймона не было дома, поэтому кто-то из слуг отвез меня обратно. Рут вышла навстречу и очень удивилась, увидев, каким образом я вернулась. Я торопливо пересказала ей все, что со мной случилось.
— Тебе лучше сразу подняться наверх и прилечь отдохнуть, — сказала она. — Я распоряжусь, чтобы тебе принесли обед.
Я поднялась к себе, и Мэри-Джейн тут же оказалась рядом, чтобы успокоить меня. Я попросила ее поподробнее рассказать о своей сестре Этти, которая несколько месяцев назад точно так же упала в обморок.
Впереди меня ждал спокойный вечер. Я собиралась почитать в постели.
Мери-Джейн принесла мне обед, и когда я покончила с едой, она вернулась, чтобы сказать, что доктор Смит хочет видеть меня. Она для приличия застегнула на мне спальный жакет до самого верха и вышла, чтобы сказать доктору, что я готова принять его.
Он пришел ко мне вместе с Рут, и они оба сидели у моей постели, пока он задавал вопросы по поводу обморока.
— Насколько я понимаю, беспокоиться не о чем, — сказала я. — Очевидно, в такое время это часто случается. Так мне сказала акушерка.
— Кто? — спросил Доктор.
— Джесси Дэнкуэйт. Миссис Редверз очень доверяет ей. Я уже договорилась, что она поможет мне, когда придет срок, а сейчас будет время от времени заходить сюда.
Доктор некоторое время молчал. Потом сказал:
— У этой женщины действительно очень хорошая репутация в здешних местах. — Он наклонился, улыбаясь: — Но я хотел бы убедиться, достаточно ли она опытна, чтобы заботиться о вас, — добавил он.
Они пробыли у меня недолго, и после их ухода я наконец с наслаждением растянулась в постели. Все-таки приятно было знать, что кто-то обо всем сможет позаботиться.
Через две недели моей спокойной жизни пришел конец и на смену ей пришли страхи и сомнения.
День был просто великолепным. Вместе с Рут, Люком и Дамарис я ездила украшать церковь цветами к празднику урожая. Разумеется, мне не позволили заниматься украшением, а заставили сидеть на одной из скамей и смотреть, как работают остальные.
Откинувшись на спинку, сквозь дремоту я слышала глухие звуки их голосов, когда они переговаривались между собой. Дамарис, поправлявшая золотистые, красные и розовато-лиловые хризантемы на алтаре, выглядела как иллюстрация к Ветхому Завету. Никогда еще ее красота и грация не были так очевидны. Люк помогал ей — он не отходил от нее ни на шаг, а Рут искусно раскладывала на подоконниках у окон с цветными стеклами гроздья винограда и кабачки.
Все дышало миром — таким миром, ощущение которого после этого вечера мне пришлось надолго забыть.
Потом мы попили чаю в доме у викария и не спеша пошли домой. Когда наступила ночь, у меня еще не было предчувствия, что совсем скоро все изменится.
Я рано легла, это уже вошло в привычку. Луна была почти полной, и, поскольку шторы у меня в комнате были раздвинуты, она заливала комнату мягким светом, который не уступал свету от зажженных свечей.
Впоследствии я пыталась восстановить все детали этого вечера, но ведь тогда я еще не знала, что мне надо было быть особенно внимательной. Так что ничего особенного потом я вспомнить не могла.
В одном я была уверена — я не задергивала занавески с обеих сторон своей кровати, мне всегда хотелось, чтобы они были раздвинуты. Я уже говорила об этом Мери-Джейн, и в дальнейшем она так и делала.
Задув свечи, я забралась в постель. Некоторое время я полежала, глядя в окно. Через час или два месяц будет глядеть прямо на меня. Прошлой ночью луна светила мне прямо в лицо, и это разбудило меня.
Я заснула. И вдруг… я внезапно проснулась от жуткого страха, хотя еще несколько секунд не могла понять, в чем дело. Я почувствовала холодный сквозняк. Я лежала на спине, вся комната была залита лунным светом. Но это было не все. Кто-то был здесь… Кто-то стоял в ногах моей постели и наблюдал за мной.
Кажется, я вскрикнула — сейчас я уже точно не помню, Я вскочила и почувствовала, как все тело у меня холодеет. На несколько секунд я будто окаменела. Меня охватил такой ужас, какого я еще не испытывала никогда.
И все оттого, что я увидела в ногах своей постели… Оно двигалось, но принадлежало потустороннему миру.
Это была фигура в черной сутане с капюшоном — монах. Лицо его закрывала маска — такая, как носили палачи в застенках инквизиции. В маске были прорези для глаз, но сквозь них разглядеть эти глаза было невозможно. И все же мне казалось, они внимательно за мной наблюдают.