Счастье Кандида
Шрифт:
Любитель «Пустоты»
Румб вернулся с работы в свою однушку на Ветеранов.
Лины нет – ушла, наверное, по делам. Румб вспомнил, как они познакомились.
Началось все с того, что он решил пойти в ТЮЗК, Театр Юного Зэка на Мешковой, там должны были открывать конверт с победителем Большого Дуркера. В шорт-листе был Плезневич. Румб знал, что тот лично придет – на случай, если вдруг окажется победителем, – но спрячется так, чтобы его никто не увидел. Где лучше прятаться, если вокруг много людей? Под трибунами амфитеатра, в самой низкой части подтрибунного пространства. Румб протиснулся туда и лежал, надеясь дождаться и встретиться, наконец, со своим кумиром очно. В кромешной темноте подтрибунья рядом кто-то уже был. Румб неуверенно ощупал – ясно, что не Плезневич. Тот по идее должен быть совсем-совсем
Здесь, наоборот, было нечто довольно теплое… Девушка! Выяснилось, что она тоже собиралась взаимно ощупаться, но не с ним, а с Плезневичем. Правда, Румбу она об этом не сообщила – просто ничего не сказала, ровно ничего, – но он все-таки догадался. Вот так собственно они и познакомились.
Кстати, сам-то Плезневич в тот вечер не посетил ни лаза подтрибунного помещения, ни ТЮЗКа вообще. Когда Румб с соседкой выползли на свет божий, выяснилось, что девушка весьма недурна собой. В общем, нельзя сказать, что изначальная затея Румба потерпела полное фиаско. Никто не знает, где найдешь, где потеряешь.
Спросил ее: «Вы, я думаю, без ума от Плезневича?». Молчит. Молчание – знак согласия. Еще вопрос: «Вы, наверное, хотели здесь, под скамейками, познакомиться со знаменитым писателем?». Опять молчит. О чем ни спросит, со всем соглашается. Неужели именно такова ее метафизическая составляющая? Это следовало без промедления проверить. Вот он и предложил ей, довольно-таки креативненько: «Простите, милая девушка, как вы отнесетесь к моей совсем безобидной просьбе – переспать со мной? Не подумайте чего плохого – просто, чтобы вместе попытаться ощутить бездонную глубину экзистенциальной пустоты?» От удивления она вскрикнула: «Вау!» и пошла себе. А он за ней и опять-таки поинтересовался – только для поддержания разговора: «Вы не находите странным, что мне тоже совершенно случайно надо идти именно в эту сторону?». Она молча развернулась и довольно независимо двинулась в противоположном направлении. Он, естественно, – опять вслед за ней и говорит: «Мы с вами одновременно вспомнили, что надо все-таки идти в другую сторону. Согласитесь, это абсолютно удивительное совпадение». И опять она промолчала. Такой у них необычный «разговор» получился. Гуляли весь вечер, «проболтали» до темноты, коснулись разных тем, и, какие бы вопросы он ни задавал, она во всем с ним соглашалась. Потрясающее единство интересов! Это неудивительно – она ведь тоже фанат Плезневича.
Наум Плезневич. Для Румба это больше чем увлечение. Все, что зарабатывал, он тратил на статьи и книги любимого писателя. И не только деньги, но и время – мотался по букинистам, по аукционам. «Лучше бы на девушек тратил», – говорили ему друзья, но отказаться от книг Наума Ивановича было выше его сил. Гуглил их на английском, на французском, на суахили… Зачем ему всякое такое? Разве Румб знает все эти языки? А ведь его возлюбленный Плезневич не только много пишет, но и постоянно переиздается в различных издательствах, журналах и сборниках. И почему-то все в самых дорогих подарочных изданиях. В кожаных переплетах, с медными застежками, с золочением. Шародей сказал, что видел в продаже десятитомник Истории Пустоты государства Российского. Каждый том два килограмма весом, а цена вообще неподъемная. Друзья часто задавали Румбу один и тот же вопрос: разве обязательно все это иметь? У Плезневича ведь всегда одна и та же тема: Пустота.
Пустота – великая субстанция и фантастически глубокая идея. Эта субстанция охватывает половину мира, а идея Пустоты управляет помыслами половины человечества.
Наш мир наполнен, в любой точке пространства что-то есть, что-то постоянно присутствует и в духовном пространстве. Не только присутствует, но и наполняет его. Но как мы узнаем об этом?
Ничего-то мы не узнали бы, если б не было противоположного состояния материи и духа. Без тьмы мы не знали бы, что такое свет, без ненависти – что такое любовь, ты меня понимаешь? – объяснял он невидимому оппоненту, а может, и самому себе.
Плезневич – великий мыслитель, он открыл нам полмира, о котором мы ничего, ровно ничего не знали до его появления в литературе, – пространство Пустоты. Постигнув это новое измерение пространства, мы заново откроем для себя наполненность нашего мира.
Ну, хорошо, – отвечал ему неизвестный оппонент. – Пустота – это пустота. Что там можно изучать? Пустота всегда одинакова, в ней ничего нет.
«Как же ты ошибаешься, мой друг. Пустота столь же разнообразна, как весь наш явленный, проявивший себя мир. Это и есть смысл дуализма. Пустота может быть материальная и духовная, пустота может чисто российской, а может быть малайской, японской. Есть пустота глаз и пустота мыслей, пустота мечтаний и пустота помыслов».
Ну и что же такого особенного пишет о Пустоте твой Плезневич? – не унимался внутренний голос.
«Он не пишет. Он беседует с читателем. И мы вместе с ним медленно, шаг за шагом, приближаемся к пониманию великих истин».
Румб купил одну из его лучших книг, это было как раз тогда, когда он работал еще в аппарате фирмы Раздевалов Ltd. На обложке – Наум Плезневич. А ниже – название: ПУСТОТА. Очень красивая обложка. Жаль, что на обороте написано издательство, год, город, всякие циферки. Очень это портило впечатление от книги, мешало сосредоточиться.
Что там внутри?
О, там очень здорово. Первые тридцать страниц – буква «П». Вначале – большая, на всю страницу, потом – меньше, меньше, совсем крошечная, а на 29-й и 30-й – практически уже невозможно разглядеть. Конечно, следовало внимательно отнестись ко всем без исключения страницам. Каждая говорит о своем, наводит на особенные мысли. И если читатель, не торопясь, пройдет весь путь, то на 29-й и особенно на 30-й странице для него откроются новые горизонты. Но рассмотреть букву «П» на этих страницах можно только с помощью лупы. Профаны и невежды даже представить себе не могут, насколько это интересно. Вторые 30 страниц – это буква «У». И так далее… Он-то понимает всякое такое. Каждое издание Пустоты несет новый заряд энергии и информации. Каждая книга – еще один шаг к раскрепощению и свободе.
Румбу хотелось купить последнее издание Плезневича, за этим он и навестил Шародея. Приходил с челобитной.
После вручения Науму Ивановичу премии Большой Дуркер его книги разлетались как горячие пирожки. А тут еще экранизировали этот потрясающий Черновик Пустоты. Вот Румб и боялся, что ему не достанется. Книга – здорово дорогущая, на льняной бумаге, с латунными уголками и золотым тиснением. Обложка из шкуры горской поганки. А он изрядно поиздержался – летал на Book Friar во Франкфырк-на-Майдане. Не надо путать с Киием-на-Майдане. Там Плезневич выступал, это был единственный шанс его послушать. Наум Иванович давно в России не выступает, даже на вручение наград не приходит. Сидит где-нибудь в уголочке – чтобы он всех видел, а его – чтобы никто, сидит и тихо посмеивается. А там, во Франкфырке, все получилось: он выступал, а Румб присутствовал при сем и даже записал на диктофон все, что там происходило.
Это была фантастика. На столе выложили сто пятьдесят различных книг и изданий Пустоты. Читатели и репортеры неистовствовали – все задавали вопросы, тянули микрофоны, толпились у сцены с камерами. Кричали: «Я из Ле-Монитёр», «Я из Раша-Олвыз». Модератор молча показывал, кому настала очередь задавать вопросы. Он дал возможность высказаться или задать вопрос всем присутствующим. А Плезневич перед каждым ответом проверял микрофон, постукивал по нему, покашливал, ждал, пока в зале наступит полная тишина, а потом молчал. Но как молчал! Это надо было видеть – скромно и величественно. Румб будет помнить об этом всю жизнь. Он передал модератору записку с вопросом. Наум Иванович развернул ее. Там, естественно, ничего не было написано. Плезневич разыскал глазами автора записки и тоже ничего не ответил. Но Румб понял, что любимый писатель оценил глубину его вопроса и увидел в нем родственную душу. Никогда в жизни он не был так счастлив. Вернувшись домой и встретившись с Линой, Румб ничего не рассказывал. Но ему показалось, она многое почувствовала и осознала из того, о чем раньше не имела ни малейшего представления. У них общие интересы, она тоже глубоко увлечена творчеством Плезневича. И у них была потрясающая ночь любви. Ни с одной женщиной ему не было так хорошо, как в тот раз с Линой. Ему казалось, что Лина тоже была счастлива. Потому что они оба избавились от суетности мира, отсекли прошлое, отбросили весь личный опыт побед и неудач, и в их сердцах и мыслях в тот момент торжествовала ничем не омраченная, чистая и прозрачная Пустота.