Счастье по наследству
Шрифт:
Я люблю свою работу. Люблю людей, с которыми провожу большую часть дня. Мне нравится решить сложные задачки, видеть, как с моей помощью что-то начинает крутиться правильно. Сеймур говорит, что из меня бы получился неплохой дознаватель — я дотошная, всегда докапываюсь до сути.
Но сейчас эта функция даёт сбой.
Я будто попала в подводное течение, которое утаскивает меня вглубь реки, но не даёт коснуться дна, чтобы оттолкнуться и глотнуть воздух. У меня большое желание позвонить Фло, обсудить всё это, но я себя останавливаю. Подруге сейчас вовсе не до моих бед: утром я написала Шону, спросила об её самочувствии. Он ответил, что Фло немного
Два часа и ещё одну таблетку обезболивающего спустя я со всех ног бегу к кабинету Урсулы, чтобы передать собранную информацию.
Мы сталкиваемся с ней в дверях.
— Всё готово?
— Да. Вот, — я протягиваю несколько скреплённых листочков.
Урсула быстро их просматривает, а потом подхватывает меня за локоть и тащит за собой.
— Расскажешь по дороге.
Мистер Делейни не любит опозданий, поэтому на предельных скоростях мы мчимся к лифту, чтобы проехать пять этажей наверх.
К счастью, лифт не заставляет себя долго ждать. Мы ждём, пока выйдут пассажиры, заходим в кабину, и всё это время я продолжаю говорить.
Мне даже не надо заглядывать в распечатки, память в момент стресса работает превосходно. У Фло, кстати, в такие моменты её отрубает напрочь. Сколько раз я выручала её с математикой, когда даже элементарные формулы стирались из её головы при одном упоминании слова «самостоятельная работа».
С Урсулой легче. Но мы не в школе, и у нас цейтнот.
— Необходимо понять, кто именно из руководства «Текникс» выступил с предложением выкупить акции. Компания раздирается изнутри двумя собственниками — Томасом Оттисом и его сыном Генри. Тот случай, когда вопрос отцов и детей стоит несколько сотен миллионов, а патенты на изобретения записаны на двоих. Как бы ни оказалось, что кто-либо из Оттисов действует за спиной другого.
— Это ты узнала из открытых источников? — Урсула недоверчиво косится на меня.
Наши отношения давно перестали быть чисто профессиональными, поэтому я позволяю себе закатить глаза.
— Пфф! Нет, конечно. Я просто сделала звонок знакомой, с которой хожу в один спортзал. Она работает в кредитном отделе банка, где обслуживается «Текникс». Банк обязан проверять всю информацию о заёмщике. Особенно, если тот недавно подал заявление на открытие новой кредитной линии. Весьма странно, учитывая, что речь идёт о продаже большей части акций.
— Действительно, странно. Молодец, Эмма.
Лифт остановился на двадцать шестом — директорском — этаже, и мы снова бежим по коридору: те же белые стены, то же ковровое покрытие песочного цвета, но народу гораздо меньше.
По пути Урсула не перестаёт меня благодарить, а я не перестаю вводить её в курс дела по клиенту, теперь уже пересказывая данные, что дублируются с распечатками.
— Хорошая работа, — повторяет она и перед двустворчатыми дверями приёмной снова хватает меня под руку. — Сядешь рядом со мной.
Мои каблуки входят в мелкий ворс ковролина как в масло. Я стопорюсь, и Урсула амортизирует на меня.
— Что такое?
— Я не пойду.
— В каком смысле, не пойдёшь?
— Я не могу туда пойти, — твержу я упрямо, лихорадочно пытаясь найти подходящую
— Что за ребячество, мисс Бейтс? — Урсула хмурится и переходит на деловой тон.
Я действительно не хочу входить в тот кабинет. Не хочу встречаться с Броуди. Не хочу не то что на глаза попадаться, а чтобы моё имя вообще упоминалось в его присутствии. Я не настолько наивная, чтобы надеяться, что Марк Броуди не помнит фамилию модели, которая погибла вместе с его отцом в аварии на федеральной трассе Сан-Диего-Блейн. Мне хватило двух встреч в Сан-Франциско, чтобы голова взорвалась от многочисленных «если». Третьей встречи я точно не перенесу.
Паника накрывает с головой, поэтому приходится пользоваться запрещённым приёмом.
— Я и правда плохо себя чувствую. Не хочу, чтобы на каком-нибудь ответственном моменте меня вывернуло наизнанку на глазах у нью-йоркского начальства.
Похоже, видок у меня достаточно болезненный, потому что поизучав меня пару секунд, Урсула больше не настаивает.
— Хорошо. Посиди в сторонке с остальными помощниками. Станет плохо, постарайся выйти, не привлекая внимания.
— Спасибо.
Малость, но рассчитывать на то, что меня отпустят, не приходится. Как любой сомневающийся человек, моя начальница чувствует себя надёжней, имея за спиной надёжный тыл. О том, что её надёжный тыл — это я, Урсула сообщила ещё в тот памятный первый вечер моей работы.
Мы входим в кабинет мистера Делейни. Я была здесь от силы пару раз, но прекрасно помню эту хорошо обставленную комнату.
Ретроград во всём, что касается работы, пространство вокруг себя Уинстон Делейни организовывает по-современному. Никаких деревянных панелей и пыльных плюшевых кресел. Хром и стекло. И много света. Широкий письменный стол, отдельно стоящий стол для переговоров с дюжиной удобных кресел. Эргономичная обстановка кабинета, стальные потолочные светильники и мерно гудящая система кондиционирования настраивают на деловой лад.
Я опускаюсь в одно из пластиковых кресел, составленных в ряд у дальней от входа стены. Половина из них занята такими же помощниками, как я. В отличие от расположившихся за столом, люди здесь будут вкалывать с первой минуты совещания. В руках у всех блокноты для записей и карандаши, телефоны повёрнуты микрофоном в сторону заседающих — мы будем внимательно вслушиваться в слова, записывать реплики, кажущиеся важными, расставлять акценты, помечать детали, которые в запале обсуждения покажутся неучтёнными. Привычная работа. Ничего нового.
Среди сидящих за столом Марка Броуди нет. Мне даже хватило времени порадоваться, что, возможно, он так и не почтит нас присутствием.
Первым делает доклад правовой департамент. По кислому выражению лиц ньюйоркцев понятно, что ничего нового они для себя не услышали.
История повторяется с мистером Лерманном из департамента оценки. Ближе всего ко мне на таком же пластиковом стуле сидит его заместитель, Энди Кристенсен. Молодящийся пятидесятилетний франт, он на двадцать лет старше своего начальника, и, кажется, этот факт его нисколько не беспокоит. Хипстерский чубчик так и ходит ходуном, когда он кивает на каждое слово мистера Лерманна. За Энди всегда весело наблюдать, и я не могу лишить себя удовольствия отвлечься от тягостных мыслей. Ярко-синие зауженные брюки, остроносые ботинки, клетчатая рубашка с коротким рукавом и обязательная оранжевая бабочка — от одного вида Энди подобные сборища перестают наводить уныние.