Счастье по обмену
Шрифт:
Юля откусила конфету, и прожевала половинку, не чувствуя вкуса.
— Он и обиделся, и два месяца не выходил на связь. А с чего бы? Я бы тоже держалась подальше от такой идиотки, которая сначала соблазняет по пьяной лавочке, а потом бежит со всех ног, только пятки сверкают.
Место съеденной конфеты занял леденец, в форме тех, что едят на Новый год — красная, в белую полоску, изогнутая палка.
— Но это еще не все! — продолжила Юля изливать душу новому собеседнику. — Вместо того, чтобы отпустить и забыть, что делает Белохвостикова? Правильно! Несется в Турцию, чтобы разрушить воображаемый
Она помолчала, прицеливаясь к леденцу.
— На самом деле, конечно, интуиция не подвела. И сошлись они друг с другом сами собой, потому что оказались втянутыми в общую историю, которую нужно было с кем-то обсудить…Да и похожи, честно говоря, один на другого, как горошины из стручка, такие же правильные да супер-умные. Не в пример кое-кому-у-у-у!!!
Юля изогнула рот, будто собираясь заплакать, напряглась, но слезы из глаз уже не лились.
«Видимо, лимит слез на сегодня иссяк», — подумала или Белохвостикова, или леденец.
Она снова вернула рот в прежнее положение и глянула в потолок, а потом все-таки стянула обертку с леденца и засунула его в рот, хрустнув закругленным концом, как гильотиной обезглавив голову.
Глава 28
Роман
Первое сентября Роман всегда чувствовал еще на подходе: с вечера наблюдал, как заполошные мамы выбирают букеты в магазинах, отмечал, что увеличивается количество ребятни на детской площадке, и что до позднего вечера не прекращается работа лифта. В общем, стандартная предпраздничная суматоха, которая всегда отзывалась в нем щемящим чувством нежности и небольшой досады на то, что время неумолимо проходит.
Крупный отельер, управляющий огромной резиденцией «Самара-Сити», в которой были и клуб, и лобби-бары, и гостиница, и кафе, и бутики, и даже одно совершенно не используемое здание бывшего ресторана, первого сентября немного грустил по дням, которые не вернутся — по прошедшему лету, беззаботному детству, безоблачному счастью.
Но сегодня Роман Игоревич Яковенко совершенно точно испытывал сплин не по этой причине. Целую неделю некто Юлия Белохвостикова не выходила на связь. И, как назло, всю неделю он совершенно не мог вырваться даже на один час с работы, не говоря уже о том, чтобы взять и сорваться в Жигулевск, чтобы схватить девчонку за плечи и как следует потрясти, вытащив, таким образом, признание наружу.
Хотя это признание Роману Игоревичу слышать не хотелось — кому хочется услышать из уст понравившейся девушки слова симпатии к другому мужчине? Вот и Яковенко не хотел, а потому прибывал в некотором раздрае.
По его мнению, она должна была с ним как минимум попрощаться, как максимум, поговорить, а между этими двумя полюсами магнита признаться, что не испытывает никаких чувств к этому твердолобому, прямому как рельса, Всеволоду Кузнецову.
Он уже отправил несколько букетов на адрес хостела в Жигулевске, и даже получил на одно сообщение ответ — в самый первый день: мол, так и так, уважаемый Роман Игоревич, не стоит беспокойства, эта ночь была прекрасной, но не нужно оправдываться. Говорила с ним Юля спокойно, вежливо и прохладно. Поговорила и трубку повесила. А Роману тут же захотелось трубку эту самую как следует расколошматить. Ну кому понравится, когда тебя так явно и просто отшивают?
Он был на пике — пылал всеми своими нервными окончаниями, а она, эта миленькая во всех отношениях молодая женщина, легко оборвала его полет.
Следующие его цветочные попытки поговорить не имели никакого воздействия, а телефон госпожи Белохвостиковой был отключен. Или, может быть, она занесла его в черный список, после десятка его текстовых сообщений.
И потому утром, выезжая на дорогу, господин Яковенко рассматривал гаишников, занятых регулировкой дорожного движения, облаченных в яркую по случаю праздника форму, с некоторой долей брезгливости и раздражения. Это чувство ореолом скрывало владельца автомобиля представительского класса от всевидящих и чувствительных радаров падких до денежных знаков работников Госавтоинспекции. Хотя обычно в те дни, когда он так беззастенчиво и зло смотрел на автоинспекторов, был караем и морально оплеван.
Не везет в любви — везет во всем остальном, — такая формула жизни вполне вписывалась в мировосприятие нынешнего Яковенко.
Добравшись до кабинета, Роман тут же сел за компьютер, проверяя накопившиеся дела, и только через два часа отъехал в кресле от монитора, потирая затекшую шею.
Не успев сообразить, что делает, не отдавая себе в этом отчета, он тут же схватил сотовый телефон, чтобы набрать номер, который стоял целых семь дней на автодозвоне. Абонент ожидаемо оказался обижен, зол, или чем еще себя там накручивают миленькие абоненты с ангельской улыбкой и буйным характером.
В дверь постучали.
— Разрешите, Роман Игоревич? — протиснулся в кабинет Всеволод, поигрывая на свету очками.
Яковенко скривился. С некоторых пор этот исполнительный, прекрасный во всех отношениях молодой человек, бриллиант его штатной короны, неимоверно раздражал. Тем, что всегда находится в приподнятом настроении, тем, что краснеет периодически, переписываясь с кем-то по телефону в то время, когда Роман, не щадя живота своего, и времени коллег своих расчищал завалы, появившиеся во время отсутствия руководства, то есть обучения на семинаре в Турции.
— Конечно, что случилось? — сразу перешел к сути деловой Роман Игоревич.
Всеволод прошел до середины кабинета, тут же уселся в кресло напротив начальника и гордо блеснул очками. Яковенко напрягся, ожидая разговора о прибавке к и без того немаленькому жалованью.
Но разговор повернулся в совершенно другое русло.
— Роман Игоревич, я бы хотел попросить две недели за свой счет, — огорошил Яковенко подчиненный.
В ответ на беззвучную пантомиму руководителя Всеволод продолжил:
— Нет, нет, дома все в порядке, но… я бы хотел вернуться в тот хостел, где вы провели реконструкцию.
Как всякий хорошо обученный специалист по гостиничному бизнесу, Кузнецов добавил ожидаемое:
— Великолепную реконструкцию, по всем канонам жанра и обустройства гостиниц. В сети только и пишут, что о вашей работе. Кстати, а вы видели последний пост от Степана Крестовского?
Роман вцепился в ручки своего офисного кожаного кресла. Со всеми этими метаниями он и забыл про своего заклятого друга.