Счастье под запретом
Шрифт:
Он посмотрел на Люсьена.
— Я так понимаю, что Бет тоже здесь.
— После того как получила эти потрясающие новости от тебя? Мы все здесь, остановились в Белкрейвен-Хаусе. За исключением Хэла и Бланш, они у нее в доме.
— Слава небесам! Я надеюсь, что Бет хоть немного поддержит Серену. Ей тоже не сладко придется.
— Конечно. В самом деле, почему бы вам не поужинать с нами во дворце? — Шалопаи всегда назы вали герцогский дом дворцом.
— А Бет не возражает?
— Ух, слышала бы она тебя! Она сама это и предложила. Знай, Серена и Бет не только школьные подруги, но и разродятся примерно в одно и то же время. Берегись! Такой союз заставит слабого мужчину трепетать.
Это даже у Френсиса вызвало короткий смешок.
— Слава небесам за то, что есть Шалопаи.
— Аминь.
Когда они двинулись к двери, Френсис подхватил пакет, но тут вспомнил, что хотел сделать и зачем пришел в клуб.
— Постой, Люс. Мне хочется кое-что проверить.
— А что это?
— Драгоценности Серены. Олбрайт заплатил ими свой долг. Я собирался победно вручить их ей, но теперь…
— А что теперь?
— В глазах этого мужлана сверкнуло нечто такое, что мне очень не понравилось. Если он разыграл какую-нибудь пакостную шутку, я бы не хотел, чтобы она ее увидела.
Френсис взломал печать и развернул пакет.
Каждая драгоценность находилась в своем футляре, и он вытряхнул первую, затем вторую, и так до тех пор, пока вся сверкающая коллекция не легла перед ним на стол.
Они действительно стоили около трех тысяч фунтов, если иметь в виду драгоценные металлы и камни, но не диво, что Олбрайт так рвался расстаться с ними. Подобное было трудно продать даже за половину их настоящей цены.
Ну, во-первых, работа оказалась грубой и безвкусной. Даже не верилось, что золото, сапфиры, рубины и жемчуг можно было так изуродовать. Несколько украшений были откровенно непристойными, как, например, большая жемчужина, которой придали форму возбужденного пениса. А по большей части они смотрелись просто вульгарными. Невозможно было вообразить какую-нибудь леди, надевшую их для выхода в свет.
Френсис взял в руки большой обруч с рубинами и изумрудами, который напоминал ошейник для изнеженной комнатной собачки. Но когда он заметил идущую от него золотую цепочку, то сообразил, что это и был именно ошейник. А то, что он вначале принял за браслеты, было просто парой обыкновенных наручников…
— Ну и что там такое? — спросил Люсьен и подошел ближе.
Френсис сделал резкое движение, словно хотел закрыть это собрание пошлостей, но затем решил, что это ни к чему. Люсьен понял его, однако нахмурился. Он молча осмотрел сверкающие вещички.
— Их можно продать за довольно приличную сумму, если разломать, — сказал он наконец.
— Да.
Френсис пришел в холодную ярость от этого свидетельства рабства, какого он и вообразить себе не мог. Люсьен сгреб все это в самый большой мешочек.
— Отдай их надежному и умеющему хранить тайны ювелиру, пусть он сделает из этого что-либо стоящее. Ну так мы увидим вас этим вечером во дворце?
— Да, — ответил Френсис, все еще переполненный яростью из-за пошлых побрякушек. — Спасибо тебе, Люс.
— Забудь про это.
Френсис понял, что Люсьен намекал на драгоценности, но вряд ли он сумеет забыть.
Он обвинил ее, что она выглядит как напуганный щенок, а ее первый муж подарил ей ошейник.
Он сказал ей, что не станет бить ее кнутом, а в коллекции оказалась плеть, украшенная драгоценными камнями.
Он молча взял ее в темноте — словно она была вещью, а не личностью, — то есть уподобился ее первому мужу.
Френсис вышел из клуба и отправился домой, совершенно не зная, что ему делать.
По дороге домой на улицу Хертфорд Френсис проходил мимо парнишки, продающего щенка. Он никогда раньше не замечал, чтобы щенками торговали вразнос, но мальчишка лет десяти носил покрытую тряпкой корзинку и кричал:
— Щенок! Щенок на продажу! Красивый, здоровый щенок!
Что-то побудило Френсиса остановиться и попросить:
— Дай-ка взглянуть.
Мальчишка просиял и отодвинул тряпицу, чтобы показать спящий клубок золотистого меха. Щенок немедленно проснулся и стал царапать стенки глубокой корзины, яростно мотая хвостом. Щенку было около десяти недель.
— Почему ты продаешь его? — спросил Френсис.
— Осталась только вот эта сучка, сэр. Мы всех уже продали. Папка грозится утопить ее, если увидит ее вечером дома. Она просто чуть меньше остальных, поэтому ее никто не купил, но она здоровая и ласковая.
— А что у нее за родители?
Он погладил свисающие уши щенка, который действительно казался жизнерадостным созданием.
— Ее мать — спаниель, а вот насчет отца мы не уверены.
Бедная дворняга, иными словами. Это походило на какое-то наваждение, но Френсис хотел прийти домой с подарком для Серены, а драгоценности явно были не к месту.
— Сколько? — спросил он.
Мальчик хитро взглянул на него, но потом сказал:
— Честно, сэр, я бы отдал ее задаром, лишь бы с ней обращались по-доброму. Я попрошу только три пенса за корзину, если вы захотите ее взять. Это не моя, а мамина.
Френсис взял корзину и вручил мальчонке крону.
— За твою честность. И не волнуйся. Она попала в хорошие руки.
Глаза мальчишки вылезли из орбит.
— Спасибо, сэр! Бог благословит вас за вашу доброту!
Френсис отправился домой в полной уверенности, что хоть одного человека сделал сегодня счастливым. Когда вскоре после этого в тучах образовался просвет и солнечные лучи осветили улицу, он принял это за хороший знак.
Он воображал, как подарит щенка Серене и будет вознагражден восторженными криками. Но, будучи практичным человеком, он подумал о том, что щенок может тут же обмочить платье жены от возбуждения. Поэтому не вошел, как обычно, через парадную дверь, а приблизился к дому через конюшни постоялого двора, направляясь в сад, где щенок может присесть. Если повезет, то окажется, что он уже приучен к таким вещам.
Когда он шел к дому по аллее для карет, то столкнулся с рассеянным джентльменом, идущим ему навстречу. Мужчину явно одолевали невеселые мысли, но, взглянув на Френсиса, он остановился, как будто хотел заговорить с ним, но тут же помотал головой и продолжил свой путь.