Счастье понарошку
Шрифт:
– Ты меня не любишь!
– Ты уверена?
И снова в его взгляде столько простоты, столько легкости, как будто не с Машей говорит, а сам с собой. И словно ему все равно.
– Ты – мой? И ты должен быть со мной! – крикнула, не слыша себя.
– Я – свой.
Опять улыбается. Чему он все время радуется?
Обида ударила в переносицу, луковой кислотой защипала в глазах.
Попятилась.
– Тогда можешь не приходить! Совсем не приходить!
Олег кивнул. Даже плечами пожал.
– Почему он так? – рыдала она вечером у Юльки. – Мог бы остановить!
– А бежала зачем? – Подруга была мрачна.
– Бежала? Я разозлилась!
– Так ты бежала, чтобы он догонял?
– Ну да.
– Вот и дура! Если хотела, чтобы он догонял, вообще не надо было убегать. Стояла бы на месте.
Эти слова прибили к подоконнику. Ну зачем, зачем она убегала? Все пропало. Он не вернется!
Мама встретила тяжелым взглядом.
– Маша! Это что?
Все-таки дневник у нее появился. Классная руководительница лично купила, чтобы по всем неделям расставить полученные оценки, чтобы жирными красными чернилами вывести: «Девочка не учится! Родители! Примите меры!»
Хотела пройти мимо, хотела упасть на кровать. Хотела умереть.
– Всю неделю будешь сидеть дома! Я отбираю у тебя ключи от квартиры и сотовый телефон! Я запрещаю тебе с кем-либо созваниваться. И больше никакого Олега!
У Маши началась истерика. Она сползла по стенке на пол, она попыталась спрятать лицо в колени.
Мир! Почему ты так жесток? Почему ты так несправедливо жесток!
– Его больше нет! Нет! – орала Маша, отплевываясь от воды, – мама смогла затащить ее в ванную, поставить под душ.
– Отец! Валерьянку неси! – кричала мама в коридор.
– Нет! – рвался из Маши вопль.
Маша еще плакала, но было уже как-то все равно.
– Поссорились, – шептала мама.
– Ты уж с ней поосторожней, – отвечал папа. – Все-таки первая любовь.
– Какая любовь в ее возрасте? – Мамин голос шел по нарастающей.
– Вспомни себя в пятнадцать. Она уверена, что это навсегда, первый и последний раз.
Мама не помнила. Как будто она сразу родилась вот такой – взрослой и уверенной в себе.
– Ну, что ты несешь? Навсегда! Скажешь тоже! Мальчик развлекается. Здоровый лоб, занятие себе найти не может.
– Это скоро пройдет. Первая любовь – она такая, со слезами.
– Какое пройдет? У нас нет времени ждать! Ей учиться надо, к институту готовиться. Профессию получать.
– Пройдет, – грустно говорит папа. – Первая любовь всегда проходит. Как первый снег.
Маша шевелится. Ей хочется сказать, что, может быть, первый снег и проходит, но ее любовь никогда не пройдет.
– Что ты шумишь! – накидывается
Папа поглаживает Машу по плечу. Она не видит, но знает, что эта широкая теплая ладонь – его. Опять хочется плакать. И она плачет. Но это уже все происходит во сне.
Утром Маша проснулась с тяжелой головой. Состояние было такое, словно на нее положили бетонную плиту. Грудь сдавливало, порой становилось нечем дышать, глазам было больно смотреть на свет. Движения неуверенные и медленные. Происходящее воспринималось, как сквозь толщу воды.
– Будешь хлеб с маслом? – спрашивала мама.
Маша переводила на нее взгляд. Что ответила, не помнит, но мама уже передает ей бутерброд. Успела согласиться? Когда? Папа глядит испуганно.
– Тебе Юля звонила, узнавала, пойдешь ли ты на вечеринку, – осторожно говорит мама.
Какая вечеринка, если Олега больше нет?
Слезы медленно покатились по щекам. Жевать стало неудобно. Маша отложила бутерброд. Выползла из-за стола.
Мама с папой тут же стали ругаться.
– Нашла, когда напомнить! – громким шепотом возмущался папа.
– А что я такого сказала? Ей было бы сейчас хорошо развеяться.
– Наверное, они договаривались идти вместе! – проявлял прозорливость отец.
– Мне-то откуда знать?
Маша лежала на кровати, смотрела в потолок, и ее переполняла обреченность. «Все кончилось, – шептал ей голос. – Больше ничего не будет. Ни смеха, ни радости. Одно бесконечное умирание».
– Ну? Что ты разлеглась? – ворвалась Юлька. – Два часа осталось! Быстро встала! Чего тут надевать?
Маша сидела и удивленно смотрела на активно действующую подругу. Перед глазами все плыло.
– Я не пойду, – произнесла неубедительно.
– Куда ты денешься!
Юлька вывалила из шкафа всю одежду. Впрочем, она и так знала, что тут есть, можно было особенно не копаться.
– Джинсы! Топик! В путь!
– Какой путь? – Маша пыталась уклониться от летящих в нее вещей, но джинсы повисли на голове, топик зацепился за плечо.
– В ванную! Быстро! Ты себя в зеркало видела? Кикимора болотная! Скоро утонешь в своих соплях.
– Я никуда не хочу, – хныкала Маша, чувствуя, что слова ее звучат неубедительно.
Вода смыла оцепенение. Когда Маша вышла, по всей квартире восхитительно пахло кофе. Родители словно исчезли, хозяйничала Юлька.
– Давай шевелись! – азартно кричала она, наблюдая, как шипящая коричневая струя кофе из машины бьет в белое дно чашки. – Скоро мальчишки придут!
– Какие мальчишки? – смеялась вместе с подругой Маша.
– Я договорилась с Ванькой Колесниковым и Сашкой Максимовым, они за нами зайдут.
– Максимовым? – Как будто ее это удивило.
– Отстань!