Счастье понарошку
Шрифт:
– Да ничего не произошло! Обыкновенное взросление. Перемелется, мука будет.
Маша закрывала глаза, и на нее сыпалась белесая мучная пыль. Где-то там, высоко в небе, стояла огромная мельница. Со скрипом, лениво крутились тяжелые лопасти, нехотя шевелились жернова, раскалывали зрелые зерна, выдавливалось белое нутро, перетиралось в порошок, ссыпалось в ложбинку. Мука плавно стекала вниз и падала на Машу, прикрывая ее ровным слоем. Если некоторое время полежать без движения, то Маша исчезнет. Ее не станет. Она сравняется
– Это все ты виноват, – ругались за дверью родители. – Он хороший! Не мешай им. Вот – не мешали! До чего дошло!
– Не суетись, – не сдавался отец. – Еще ничего не случилось! Страдать полезно.
– Я смотрю, ты много страдаешь! Даже за единственную дочь не переживаешь!
На четвертый день пришла Юлька. Села на кровать, уставилась в окно.
– Пойдем, что ли, прошвырнемся?
Голова болела. Ее так тяжело было оторвать от подушки.
– Шопингнем по мелочи, – менее уверенно предложила Мазурова.
Хотелось смотреть на подругу, но взгляд невольно ускользал в сторону, упирался в пол, в выщерблинку на ламинате.
– Да ладно, забей. Вон там Колесников по тебе страдает. Как увидел твоего Купидона перед каникулами, так и затосковал.
Воздух кончился. Маша заворочалась, тяжело засопела.
– Ну, чего он? Совсем не звонит?
– Звонит.
Олег звонил. По нескольку раз в день. Все пытался объяснить. Рассказывал про себя, про Алису. Говорил, что очень хочет увидеться. Маша клала мобильный рядом с собой. Голос Олега звучал тоненько, на одной ноте. Музыка голоса звучала, звучала, пока не прерывалась писком – разговор окончен.
Маша опять стала ходить в школу. Движение позволяло дышать. Но учебники устроили бунт и захлопнули перед ней страницы понимания. Она смотрела на формулы, читала правила, и ей все казалось, что это какой-то чужой язык, незнакомый. Что его все знают, кроме нее.
– Ну, подумаешь, парень обманул, – тянула Юлька в столовой. – Они, вон, все вруны. Сашка обещал со мной в кино сходить, а сам забыл, в игрушку заигрался. Максимов – козел.
– Сама такая! – Тут же повернулся от соседнего стола Сашка. Сказал он это лениво, засовывая в рот кусок булки.
– Видела? – словно обрадовалась такой реакции Юлька. – А тоже твердил, что любит. Лез целоваться. Я же говорю – они все такие!
– Какие? – Сашка жевал булку и нагло ухмылялся.
– Тупые, – бросила ему Юлька.
– Он сказал, что все еще любит меня, – шептала Маша, утопая в стакане с чаем.
Ее заклинило на нескольких вопросах, которые она раз за разом задавала то Юльке, то маме, то папе. Зачем он так поступил? Он плохой? Почему он врал? Зачем звонит? Он же сказал, что любит! Что теперь делать?
На последнем вопросе
– Понимаешь, он мой! Только мой! – жарко шептала она Юльке после уроков.
– Конечно, твой! – Юлька листала журнал, на каждую страницу кивая головой. – И еще той, второй.
– Он сам говорил, что свободен. Так почему же он не уходит?
– А куда он пойдет? К тебе в квартиру, что ли?
– Если любит! Неужели так сложно сказать той – все?
– Наверное, сложно.
– А если сложно, зачем он сейчас звонит?
– Любит. – Журнал закончился. Юлька взяла другой.
– Но если любит, почему он с той?
– Деваться некуда. – Юлька теряла терпение.
– Как это некуда? Сам говорил, что он свободен. Мы все свободны в своих желаниях, в своих поступках. Нас никто и ничем не может ограничить.
Это был замкнутый круг, из которого не получалось выпрыгнуть. Вопросы кружились, и как в дурном лото все время выпадали одни и те же числа.
«Ты, как маленькая, игрушек много, но тебе нужна именно та, что у другой девочки», – писала Юлька в чате.
«Олег Хабаров», – выводила она в тетрадках. – «Хабаров Олег». А вокруг стрелочки и спирали. Спирали и стрелочки.
Страшно хотелось видеть Олега. Ночами она жаловалась его призраку, что постоянно болит голова, что устала, что не может одна. И вот однажды, когда ночь готова была уже взорвать Машу, она отправила Олегу эсэмэску: «Скучаю». В испуге выключила телефон. Долго гладила его, клала под подушку. Утром не сразу вспомнила, что ждет ответа. И он тут же прилетел, стоило сотовому найти связь.
«Я тоже. Позволь мне увидеть тебя».
Знакомо забилось сердце. Да, да, конечно!
– Не смей с ним встречаться, – отрезала Юлька. – Расставаться надо раз и навсегда.
– Но мне без него плохо.
– Зато ему без тебя хорошо.
– С чего ты взяла?
– Ты тут две недели слезы льешь, а он со своей по зоопаркам гуляет.
– А если он ее бросил?
– С чего вдруг?
Юлька становилась противной и въедливой. Она словно специально все говорила и делала назло.
– Ты откуда знаешь? – бесилась Маша.
Как только они договорились с Олегом о встрече, апатию со Степановой как рукой сняло. Она знала только одно – ни о чем нельзя говорить родителям. Ни в коем случае. Помешают. Запретят. Запрут дома.
– Никуда он от нее не денется. Думаешь, весело жить и знать, что человек из-за тебя покончил с собой?
– Это все лажа, – наполнялась злобой и решимостью Маша. – Он просто боится сказать. И никакая это не любовь, а всего-навсего привычка. Ты посмотри на народ! Каждая девчонка кичится, что у нее есть парень. А если его нет? Она неполноценная, что ли?