Счастье привалило
Шрифт:
— Вотъ это штука! — почесалъ себ затылк Куцынъ. — Тетка мн объ этомъ ничего не говорила. И надолго вы удете за границу?:
— Ну, мсяца на три. И сейчасъ-же посл внчанья вы мн выдадите отдльный паспортъ.
— Вотъ это тоже закуска… Ну, а какъ-же я буду потомъ-то, когда вы вернетесь изъ-за границы? Это я насчетъ квартиры, насчетъ житья съ вами?
— Ничего не знаю. Обо всемъ этомъ вы поговорите съ самимъ генераломъ, а я ничего не знаю, — сказала Агничка.
— Если выдать вамъ паспортъ и не жить съ вами, это очень, очень для меня печальныя событія, — покачалъ головой
— Обо всемъ этомъ вы съ генераломъ переговорите. Я передамъ генералу, что вы согласны на мн жениться, генералъ вызоветъ васъ ко мн…
— Позвольте, Агнія Васильевна — перебилъ ее Куцынъ. — Можетъ быть и насчетъ приданаго перепутано? Тетка сказала мн, что передъ внцомъ я долженъ получить три тысячи рублей на руки, но я нахожу, что этого мало.
— Тысячу рублей, а не три… — огорошила Агничка. — Одну тысячу.
Куцынъ вскочилъ съ мста.
— А это ужъ совсмъ невозможно! Помилуйте, вдь я выдержалъ экзаменъ на четырнадцатый классъ и теперь чиновникъ! Наконецъ, я не уродъ, не пьяница. Я такой человкъ по своей физіономіи, что меня изъ десятка красивыхъ мужчинъ не выкинешь. Кром того, я брюнетъ, а брюнеты вообще цнятся, Агнія Васильевна. Нтъ-съ, какъ хотите, но сколь ни велика моя любовь къ вамъ, а за тысячу рублей я не могу. Брюнетъ, трезвый человкъ, чиновникъ… тихаго характера.
— Да ничего мн этого не надо отъ васъ… Понимаете? Ничего не надо, — старалась его вразумить Агничка. — Ни красоты мн вашей не надо, ни трезвости… Вотъ чиновничество — это другое дло.
— И все это вы хотите за тысячу рублей? Невозможно! Пять тысячъ — вотъ это такъ…
— Я скажу генералу. Приходите посл завтра объ эту пору сюда, я приглашу генерала и вы переговорите съ нимъ.
— Да и кром пяти тысячъ нужно, Агнія Васильевна, чтобъ жениху полный гардеробъ былъ. Прежде всего шинель съ бобровымъ воротникомъ и лацканами…
— Съ Анемподистомъ Валерьянычемъ обо всемъ этомъ условитесь.
— Потомъ фрачная пара, пиджачная пара изъ англійской матеріи, сюртукъ.
— Съ нимъ, съ нимъ условитесь. А теперь прощайте. У меня зубы болятъ.
Агничка встала, держась за щеку. Поднялся и Куцынъ.
— Также насчетъ квартиры надо условиться, — сказалъ онъ. — Жить съ вами подъ одной кровлей для меня, Агнія Васильевна, будетъ неземное блаженство…
— Съ Анемподистомъ Валерьянычемъ, съ нимъ. А теперь прощайте.
— И насчетъ протекціи его превосходительства, Агнія Васильевна…
— Съ нимъ, съ Анемподистомъ Валерьянычемъ… — твердила Агничка, пятясь.
— Такъ послзавтра вечеромъ, Агнія Васильевна?
— Послзавтра вечеромъ.
— Но вы все-таки убдите генерала насчетъ пяти-то тысячъ. Мое почтеніе, Агнія Васильевна.
— Прощайте, прощайте.
Агничка исчезла въ сосдней комнат. Куцынъ направился въ прихожую.
III
И опять Куцынъ видлъ во сн шинель съ бобровымъ воротникомъ и лацканами. На этотъ разъ онъ видлъ, что шинель спускалась съ неба. Спустилась шинель, остановилась передъ нимъ, и только что онъ хотлъ взять ее, она побжала отъ него. Онъ началъ ловить ее, бгалъ за ней и вдругъ проснулся.
Это было передъ тмъ, какъ Куцыну идти къ Агничк Лукашиной для переговоровъ у нея съ генераломъ.
Когда онъ уходилъ изъ дома, его поймала квартирная хозяйка и сказала ему:
— Пора ужъ вамъ заплатить мн за комнату-то! Вдь надо и честь знать. Вдь я живу жильцами, а не отъ радости имъ комнаты отдаю.
— Всенепремнно, хозяюшка, всенепремнно. Теперь ужъ скоро. Черезъ недлю я буду богатъ, — отвчалъ Куцынъ и юркнулъ за дверь.
И вотъ Куцынъ опять у Агнички Лукашиной. Тамъ онъ засталъ свою тетку Дарью Максимовну. Тетка сидла съ Агничкой, пила мадеру и закусывала апельсиномъ. Генерала еще не было, но Агничка объявила, что онъ скоро придетъ.
Агничка обошлась съ Куцынымъ на этотъ разъ ласкове и, подавая руку, — сказала:
— Можете даже поцловать ее. При вашей тетеньк не опасно.
Куцынъ прильнулъ къ рук съ такой жадностью, что даже оцарапалъ себ губу о брилліантовыя кольца, которыхъ на рук Агнички было великое множество.
— Это васъ Богъ наказалъ, — замтила ему Агничка, видя, что онъ обтираетъ платкомъ кровь. — Обрадовались и накинулись, какъ невдь на что. Ну, садитесь. Не хотите-ли одеколону на губу? — прибавила она.
— Ничего-съ, Агнія Васильевна!.. Маленькая царапинка. И такъ затянетъ, — отвчалъ Куцынъ, садясь.
— Ну, тогда выпейте мадеры. У меня генералъ всегда мадеру пьетъ. Красное вино ему доктора запрещаютъ, блое онъ не любитъ, ну, мадеру и пьетъ.
— Да она генеральскій напитокъ и есть, — вставила свое слово тетка. — Вотъ я ужъ знаю трехъ генераловъ — одного военнаго, одного судейскаго и вашего статскаго — и вс мадеру обожаютъ.
— А вы, тетенька, что-же это мн наврали насчетъ приданаго-то? — началъ Куцынъ, обращаясь къ тетк:- сказали, что три тысячи, а на поврку всего только тысячу. Да и насчетъ голубого будуара…
— Милый мой! что мн принцесса сказала, то я съ ея словъ теб и передала, — откликнулась тетка.
— Генералъ такъ и поршилъ сначала, что жениху дадимъ три тысячи, но онъ думалъ, что Василій Ермолаичъ пожилой человкъ. Когда-же я ему сказала, что Василію Ермолаичу и тридцати лтъ нтъ, то не захотлъ даже вовсе нимъ дло, и ужъ только я пожалла Василія Ермолаича и уговорила генерала, сказавъ, что тутъ даже тысячу рублей возьмутъ, — проговорила Агничка.
— Позвольте! Да вдь молодой-то, я думаю, лучше, цнне! — воскликнулъ Куцынъ, поперхнувшись мадерой, которую пилъ.
— А онъ боится, опасается. «Намъ, говоритъ, гораздо лучше старичка или пожилого». Понятное дло, что ревнуетъ… О, онъ ужасти какой ревнивый! А что до будуара, то я сказала Дарь Максимовн, сказала, не отрекаюсь, что вы, Василій Ермолаичъ, можете жить въ голубомъ будуар, пока квартиру мою будете караулить, — поясняла Агничка. — Такъ тетенька и передала вамъ. А теперь мой генералъ спятился… То есть онъ даже и не пятился, потому я отъ себя сказала насчетъ будуара. А когда онъ узналъ, то ему стало жалко мебели и онъ сказалъ: «ну, для такого гуся и комнаты нашей горничной достаточно».