Счастье привалило
Шрифт:
— На какое дло? — улыбнулся генералъ.
— Да вдь вы знаете, ваше превосходительство, зачмъ я пришелъ, — отвчалъ Куцынъ.
— Ахъ, да… Но долженъ вамъ сказать, молодой человкъ, что теперь, когда я васъ увидалъ, я вижу, что вы не вполн пригодны на такое дло.
— Отчего-же, ваше превосходительство?
— Молоды.
— За то удалъ, ваше превосходительство. Охъ какой онъ удалой! — вставила свое слово тетка.
— Вотъ этого-то я и боюсь. Это-то и неудобно, — отвчалъ генералъ.
— Но нравъ у него тихій, покладистый…
— Позвольте, тетенька. Не вмшивайтесь. Дайте мн разговаривать съ генераломъ, — остановилъ тетку Куцынъ и сказалъ генералу:- При чемъ-же тутъ молодость, ваше превосходительство?
— Хе-хе-хе… — разсмялся генералъ. — Причемъ тутъ молодость. Какъ при чемъ! А когда-же Агничка можетъ разсчитывать быть вдовой при вашей молодости? Вы вдь Аридовы вки прожить можете.
— Ахъ, вотъ что! Но зачмъ-же ей быть вдовой, ваше превосходительство? — спросилъ Куцынъ.
— Не ломайте изъ себя дурака! Не люблю я этого! — строго сказалъ генералъ и пыхнулъ большимъ клубомъ дыма. — Терпть не могу, кто притворяется. Говорите на чистоту.
Вошла Агничка.
— Въ столовой все готово, папка. Пойдемте, — сказала она. — Мадеру и пастилу съ апельсинами двушка туда перенесетъ,
Вс, перешли въ столовую, Дарья Максимовна тотчасъ-же толкнула Куцына въ бокъ, указала на дубовый буфетъ и проговорила:
— Вотъ они крокодилы-то эти самые на дверяхъ буфета висятъ, о которыхъ я теб сказывала.
— Ну, ихъ! — разочарованно пробормоталъ Куцынъ. — Ничего это до меня теперь, какъ оказывается, относиться не будетъ. Про все вы мн наврали, тетенька. Три тысячи… голубой будуаръ — и все это прахомъ… все это одна мечта.
— Прошу, господа, садиться кому гд любо… — приглашала Агничка. — Генералъ сядетъ около меня, а я у самовара буду чай разливать. Вотъ генералу графинчикъ съ финь-шампанемъ, вотъ пепельница.
Вс услись. Дарья Максимовна, свшая рядомъ съ Куцынымъ, опять кивнула ему на чайникъ, стоявшій на самовар, и шепотомъ замтила:
— Смотри, чайникъ-то серебряный.
— Ахъ, оставьте пожалуйста! Ну, что мн теперь до чайника! — уныло произнесъ Куцынъ, вынулъ изъ кармана папироску, привсталъ и почтительно спросилъ генерала:
— Дозволите закурить, ваше превосходительство?
Генералъ отвтилъ не вдругъ. Онъ нахмурился, сдлалъ нкоторую паузу и сказалъ:
— Ну, кури… что съ тобой длать!
Вс приняли по стакану чаю. Генералъ подлилъ себ къ чаю коньяку.
— Такъ вотъ, Анемподистъ Валерьянычъ, — начала Агничка, кивая на Куцына:- Я говорила имъ насчетъ тысячи рублей, но они не согласны.
— И очень глупъ, что не согласенъ, — отвчалъ генералъ. — Дороже онъ не годится. Молодъ.
— Здсь недоразумніе, ваше превосходительство, — отвчалъ Куцынъ. — Мн объявили, что три тысячи приданаго, иначе-бы я не пришелъ. Да и три-то тысячи мало. И шелъ я сюда, чтобы поторговаться.
— А торговаться станешь, такъ я и на тысячу не соглашусь.
Генералъ говорилъ Куцыну ужъ «ты».
— Главнымъ образомъ, Василій Ермолаичъ, вы должны на протекцію разсчитывать, — начала Агничка:- Анемподистъ Валерьянычъ васъ на хорошее мсто поставитъ… и вообще не оставитъ.
— Ахъ, Агнія Васильевна, голубушка! — сказалъ Куцынъ. — Да вдь на хорошемъ-то мст я уже ни на комъ другомъ жениться не могу, потому что буду женатъ, стало быть ужъ и другого приданаго мн взять будетъ нельзя. Что съ васъ взялъ, тмъ и буду сытъ.
— Смотрите, какъ разсуждаетъ! — прищелкнулъ языкомъ генералъ. — Торговать собой разсчитываетъ, какъ товаромъ. Ну, не развратъ это, спрашивается? Спрашивается, не растленіе это нравовъ? А еще молодой человкъ! Вотъ она ныншняя-то молодежь!
— Да вдь одинъ разъ живешь, ваше превосходительство. Вдь хочется и семейнымъ домкомъ пожить, — сказалъ Куцынъ. — А если вы, какъ мн сейчасъ объявили, посл внца для Агніи Васильевны паспортъ отберете, то вдь вы меня на бобыльство обрекаете.
— Охъ, какой ты разсчетливый! Весь на разсчет, - покачалъ головой генералъ, кивнувъ на графинчикъ съ коньякомъ, и прибавилъ:- Пей съ коньякомъ-то. Дозволяю.
Куцынъ поблагодарилъ и сталъ подливать къ себ въ стаканъ коньякъ, говоря:
— Я, ваше превосходительство, передъ вами съ открытой душей. Я не хочу хитрить, а говорю какъ есть, какъ чувствую. Вдь надо разсудить и такъ и этакъ, если я на такое дло ршаюсь. Могу я, ваше превосходительство, съ вами говорить откровенно? Вы не обидитесь?
— Говори, — угрюмо кивнулъ ему генералъ.
Куцынъ для храбрости отпилъ большой глотокъ чаю съ коньякомъ и заговорилъ:
— Конечно, вс люди смертны, года ваши обширны, ваше превосходительство…
— Терпть я не могу, кто года считаетъ!
— Да я не считаю, ваше превосходительство, а конечно-же вы человкъ не молодой и скорй меня умереть можете, такъ разв только посл смерти вашей удастся мн Агнію Васильевну къ себ привлечь…
Генералъ даже поперхнулся чаемъ. Онъ побагровлъ и выпучилъ глаза.
V
— Такъ ты на мою смерть разсчитываешь? — закричалъ генералъ. — Агнію Васильевну хочешь посл моей смерти къ себ водворить? Нтъ, не удастся, мой милый! Ни за что не удастся! стукнулъ онъ кулакомъ по столу. — Такое духовное завщаніе сдлаю, что она ни за что, ни за что къ теб не пойдетъ.
— Да я и сама не пойду, — прибавила Агничка. — Съ какой стати къ мужу въ неволю идти!
Куцынъ помолчалъ и горько улыбнулся.
— Ну, вотъ видите, — сказалъ онъ:- такъ какъ-же можно только тысячу рублей взять! Никакихъ разговоровъ быть не можетъ.