Счастье: уроки новой науки
Шрифт:
О дивный новый мир?
Но разве нет более важных вещей, чем то, как чувствуют себя люди – хорошо или плохо? Как насчет амбиций и стремлений? Разве принцип наибольшего счастья не призывает к жизни в удовольствии, как у лотофагов? [244] На самом деле, если бы все любили есть лотосы и мы смогли бы организовать такую жизнь для всех, это был бы неплохой исход: миллионы несчастных во всем мире сочли бы это благословенным деянием.
На самом же деле счастье людей, питающихся лотосами, едва ли продлилось долго. Как мы видели, люди обычно ставят перед собой цели, предполагающие какие-то сложности, и счастье зависит от целей, одновременно удаленных, но достижимых. Цели придают жизни смысл. Однако разумный человек выбирает цели, движение к которым приносит ему удовольствие. Нет особого смысла в стремлении к вещам, которые не приносят радости, и большинство людей к ним не стремится. Те же, кто стремятся, в конце концов впадают в депрессию.
244
В
А что, если бы существовал наркотик или машина, которая могла бы заставить вас почувствовать себя счастливее даже в отсутствие цели? В романе Олдоса Хаксли «О дивный новый мир» люди принимают для этого сому. Предполагалось, что эта идея покажется отталкивающей и угрожающей. Однако человек всегда использовал такие одурманивающие вещества, как алкоголь. Но большинство существующих наркотиков имеет негативные последствия. Если кто-то найдет наркотик счастья без побочных эффектов, не сомневаюсь, большинство из нас будет иногда его принимать. Когда-то люди выступали против аспирина и анестезии на том основании, что они неестественны, теперь же ими пользуются все.
А как насчет воображаемой «машины счастья» гарвардского философа Роберта Нозика? [245] Эта гипотетическая машина могла бы давать виртуальный опыт, внушающий индивиду, что он действительно живет приятной и потому активной жизнью, хотя на самом деле он остается в состоянии покоя. Если бы вам предложили такую возможность, разве бы вы не подключились, спрашивает Нозик? Конечно, многие люди отказались бы, по целому ряду причин. Они бы не поверили, что машина действительно дает обещанное, и потому предпочли бы сохранить свою реальную независимость. Или же у них были бы обязательства перед другими людьми, которые они не могли бы выполнять, находясь в состоянии покоя. И так далее. То есть это слабый опыт, в особенности потому, что он описывает ситуацию, настолько далекую от реальности, что в этом случае мы бы стали совершенно иными живыми существами.
245
См.: Nozick, 1974; Нозик, 2008. Хорошее обсуждение можно найти в: Crisp, 2003, где также рассматриваются эволюционные причины того, почему мы часто считаем самореализацию и честность конечными целями.
Частная этика
Таким образом, идея наибольшего счастья придает правильную направленность публичной политике и является подходящим критерием для частных этических решений. Когда я не знаю, как поступить, я должен стремиться к наибольшему счастью всех людей, в равной степени учитывая счастье каждого. И в демократическом обществе, где люди определяют публичную политику путем голосования, не следует предлагать для публичной политики цель, которую люди не могут сделать целью и своего частного поведения.
Здесь нам потребуется краткий экскурс в историю. Очевидно, что правила частного поведения придумали не философы и не мыслители. В предыдущей главе мы обсуждали, как люди приобрели правила взаимодействия друг с другом, приведшие к выживанию и росту численности нашего вида. Эти правила передавались через взаимодействие между нашими генами и социальным обучением. Тем самым мы выработали базовые правила, требующие выполнять свои обязательства, говорить правду и считаться с другими людьми. Люди различаются по степени приверженности данным принципам, но чаще всего мы применяем их почти не задумываясь.
Однако иногда нам приходится задумываться. Например, я мог обещать дочери прийти к ней на игру, но мою мать забрали в больницу. Как мне использовать свое время – сдержать обещание или проявить внимание к матери? Очевидно, мне следует разобраться, кого я сделаю несчастнее, если не приду. Это решение Бентама [246] .
Этические принципы должны охватывать нечто большее, чем только запреты. Они должны подсказывать, как использовать наше время и таланты. Возьмем важнейший вопрос о том, какую профессию выбрать. Разумеется, я должен подумать о том, что мне нравится, но я также должен учесть, что важнее всего для благополучия других. Обычные «правила морали» мало чем помогают при столь фундаментальном моральном выборе, а это одно из важнейших моральных решений, какие человек принимает в жизни. Упущение может оказаться хуже принуждения.
246
Мне также нужно учитывать мои собственные чувства, если они значительно различаются в случае двух возможных действий.
Или возьмем проблему семейных конфликтов и распада семьи. Как еще их можно рассматривать, как не с точки зрения чувств и благополучия всех заинтересованных лиц?
Но почему я должен считаться с чьим-то еще счастьем, кроме моего собственного? Это один из древнейших вопросов философии. С одной стороны, мне бы хотелось, чтобы все остальные вели себя неэгоистично, тогда как я вел бы себя как эгоист. Эта часть моей личности хотела бы считаться только с моими собственными
247
При таком подходе я не вывожу «должное» из «сущего», потому что «должное» уже имеется. Я принимаю идею морального действия (см. главу 7) и стремлюсь придать ей более точное содержание.
Принцип беспристрастности или анонимности имеет фундаментальное значение для всех моральных идей. В ситуации, затрагивающей А и Б, морально правильное действие для А должно быть в одинаковой степени независимым от того, А вы или Б. Это золотое правило Нового Завета: возлюби ближнего своего, как себя, и поступай с другими, как хочешь, чтобы поступали с тобой. Симметрия должна быть полной [248] .
Конечно, некоторые из нас нравственнее других. Таким образом, реалистический взгляд на то, что такое счастье, следующий: я считаюсь с другими людьми, частично из чистого эгоизма (ожидая, что они ответят мне тем же), частично из искреннего сочувствия, а частично из принципа. Почти никто не ведет себя настолько хорошо, как предписывает беспристрастный наблюдатель. Но все же большинство из нас ведет себя лучше, чем могли бы в противном случае, потому что мы думаем о моральных принципах. Вот почему эти принципы так важны. Они также могут принести подлинное утешение. Если мне не удастся получить работу и она достанется другому компетентному соискателю, я могу рассудить, что мое разочарование уравновешивается его радостью.
248
В Библии принцип «возлюби ближнего своего» впервые появляется в Книге Левит 19:18, а принцип «поступай так, как хотел бы, чтобы поступали с тобой» в Евангелии от Матфея 7:12.
Такой образ мысли выходит за рамки нашей базовой животной природы и приближается к мышлению, более уместному сейчас, когда мы больше не боремся за выживание. Счастливое общество должно строиться на двух основаниях: во-первых, на высочайшем уровне сочувствия другим людям, а во-вторых, на сильнейшем моральном принципе беспристрастности. Пока мы не расширим границы сочувствия, мы не сможем увеличить наше счастье, как бы ни росло наше благосостояние: раковая опухоль зависти будет съедать все наши приобретения. Если мы сможем радоваться благополучию других, мы все будем счастливее. Мы поможем тем, кто может выиграть от нашей помощи, и, кроме этого, выиграем сами, радуясь их успеху [249] . В Библии сказано: «блаженнее давать, нежели принимать», но на самом деле хорошо и то и другое.
249
См.:annex 8.1. Вначале весь доход уходит к одному человеку (А) и показывается, как он поведет себя и как будет себя чувствовать в зависимости от того, насколько он заботится о благополучии другого человека (В). Чем больше А заботится о В, тем больше он ему отдает и тем больше счастливы и А, и В.
Возражения
Хотя принцип наибольшего счастья так привлекателен и так широко используется, он подвергался жестоким нападкам со стороны философов, включая недавнюю критику Амартии Сена и Бернарда Уильямса [250] . Я уже останавливался на возражении, что есть вещи важнее счастья. Но существует и множество других возражений. Я полагаю, что они концептуально ошибочны.
Первым Бентама начал критиковать его крестник, великий философ и экономист Джон Стюарт Милль. Его отец был протеже Бентама, и Милль некоторое время жил в садовом домике при доме Бентама в Лондоне на Королевской площади. Отец Милля возлагал большие надежды на сына и как на ученого, и как на нравственного человека, и его надежды оправдались в обоих отношениях. К четырем годам маленький Джон Стюарт читал древнегреческие тексты, а к подростковому возрасту полностью освоил философию наибольшего счастья, которой придерживался его отец. В двадцатилетнем возрасте он впал в депрессию, продолжавшуюся два года, которую он в конечном счете приписал строгости своего воспитания. В частности, он пришел к заключению, что с философией Бентама что-то не так. К тому времени, как он написал свою собственную книгу о том, что тогда называлось утилитаризмом, ему показалось, что он понял, где лежит проблема. Существуют, утверждал Милль, более высокие и более низкие формы счастья: иначе мы бы заключили, что удовлетворенный дурак находится в лучшем положении, чем неудовлетворенный Сократ.
250
См.: Smart and Williams, 1973; Sen and Williams, 1982.