Счастье в декларацию не вносим
Шрифт:
Ну а грим – громадный, под потолок, не слишком материальный, дымчатый пёс, с глазами-плошками, горящими болотными огоньками – раззявил кроваво-алую пасть-туннель и оглушительно гавкнул.
Эль обхватила ладонью оберег, тётушкино колечко, которое на левой руке носила, судорожно взывая к Хранителям, мешая слова молитвы с отвращающим заклинанием. Ей-то, наверное, ничего не грозило, ведь вроде как хозяйка, но всё же, всё же… Увидеть, а тем более услышать грима – это вам не с троллем на узкой тропинке встретиться, это пострашнее будет.
А ухмыляющийся Джастин, явно довольный произведённым
Ну и ещё разок гавкнул – для порядка.
***
Помыться-переодеться «клювастый» не позволил ни бравым эсэмбешникам, ни несчастным таможенникам, да и себе лишь одно послабление дал – сбросил плащ, вежливо попросив его сжечь. Правда, без плаща он понятнее не стал: чёрный мундир, смахивающий на военный, но без всяких опознавательных знаков, и кожаная шлем-маска с застеклёнными прорезями для глаз, делали его ещё более безликим, чем натянутый до подбородка капюшон.
Хорошо ещё, позволил на улицу выйти – дышать в доме было попросту нечем, да и плесень, мгновенно покрывшая мшистыми космами все стены, здоровью не способствовала. Впрочем, как и синеватые бледненькие поганки, выросшие по углам, и лишай, скользким ковром покрывший пол, и…
В общем, таможне теперь если не ремонт требовался, то генеральная, просто-таки маршальская уборка точно была нужна.
– И часто он так? – чёрный мотнул головой в сторону стены, за которой жизнерадостно насвистывали и шлёпали мокро, сочно – Джастин, не терзающийся ни виной, ни сомнениями, ни грустью от объёмов навалившейся работы, убирал последствия собственного безобразия.
– Только когда ему приказывают принять истинный облик, – буркнула Эль, злясь на чёрного, на грима, и на все миры скопом.
– И часто вы приказываете?
– Ни разу.
– Но чем всё закончится, знали?
– Вы что, хотите на меня ещё и нападение на «безопасников» нагрузить? – взвилась таможенница. – Я вас пыталась остановить! И, собственно, что вы здесь вообще делаете? По какому праву…
– Вопросы сейчас задаю я, – отрезал «клювастый». – Так знали или нет?
– Знала, – не слишком охотно ответила Эль. Таможенница присела на фундамент садовой ограды, расправила юбку. – Сама раньше не видела, но тётя рассказывала.
– Правда, что встретивший грима получает неснимаемое проклятье?
– Так вот что вас волнует, – усмехнулась девушка, хотя сейчас этого делать, наверное, не стоило. Менторский тон в данном случае тоже был явно неуместен, но как от соблазна-то удержаться? – Не встретивший, а увидевший его условно истинную сущность. Гримы ещё могут принимать облик обычного пса и гоминида[2]. А проклятье вовсе не «неснимаемое». Правда, не каждая ведьма с ним справится, но если постараться… – Эль развела руками. – Вот все ваши вещи действительно придётся сжечь. А волосы лучше сбрить. Везде, – добавила мстительно. – Всё-таки грим – это вам не какой-нибудь банальный призрак, а страж врат, между прочим.
– А я думал, они что-то вроде кладбищенских охранников, – как-то рассеянно ответил «клювастый», перспективой быть наголо обритым не впечатлённый.
Да и смотрел он явно не на Эль, а в сторону того же кладбища.
– Ну и? – раздраженнее, чем нужно, отозвалась таможенница, закинула ногу на ногу, покачивая туфлёй, висящей на пальцах.
– При чём тут врата и кладбище?
– При том, что это одно и то же? Или хотите сказать, что в школе вы не учились, прописных истин не знаете?
– У нас с вами были разные школы, – отчеканил чёрный. Говорил он вообще как-то странно, голос у него звучал не выразительнее, чем у какого-нибудь Ока, да ещё с эдаким металлическим призвякиванием. – Объясните, – потребовал.
– Что тут объяснять? – нервно дёрнула плечом Эль. – Каждая уходящая душа делает пелену между мирами тоньше. Где упокоенных много, там завеса и рвётся. В результате получаются врата, калитка, нора, дырка – как хотите.
– Поэтому рядом с вашей таможней кладбище?
– Поэтому любая таможня стоит на кладбище.
– А таможенники эти врата открывают?
«Безопасник», наконец, соизволил повернуться к Эль, встал чёрным истуканом, расставив ноги на ширину плеч, заложив руки за спину – палач, он палач и есть.
– Таможенники через врата пропускают, их открывать не нужно.
– Вам не кажется, что это попахивает некромантией? Которая в Рагосе запрещена.
– Мне ничего не кажется, – огрызнулась девушка. – Я государственный чиновник и действую в полном согласии со служебными инструкциями и предписаниями. Если вас что-то не устраивает в существующем законодательстве, обратитесь к императору. Или в СМБ.
– Обязательно обращусь, – чёрный невозмутимо и, видимо соглашаясь, качнул клювом. – Но вернёмся к нашим баранам.
– Каким баранам? – не поняла Эль, против собственной воли оборачиваясь.
Аниэра то ли загорала, то ли попросту спала в травке возле крыльца. По крайней мере, вид у неё был вполне невинный: в зубах повис цветок ромашки, руки за голову закинуты, безупречный бюст соблазнительно бугриться под солнечными лучами и взглядами окружающих.
Правда, этих самых окружающих вампирские прелести не слишком интересовали. Рернег никак успокоиться не мог, всё одёргивал скатерть, в которую завернулся за неимением другого наряда: складки поправлял, пылинки стряхивал, гневно посверкивая очками – разве что разъярённо ноздрями дым не пускал. «Безопасники» же, лишённые плащей, замерли статуями, одинаково сложив руки перед собой. Кажется, это называлось «встать по периметру», а, может, и как-то по-другому.
– К вашему таможенному посту, – пояснил «клювастый». – И так, вы Эльмари Данери, человек, потомственный маг-таможенник. От кого приняли пост?
– Какое это имеет значение? Я вообще не понимаю…
– Вопросы здесь задаю я, – напомнил чёрный. – От кого приняли пост?
– От тётушки. От тёти, сестры мамы. Только я всё равно…
– Сколько вам лет?
– По какому летоисчислению? – Эль глубоко вздохнула, понимая, что злиться сейчас стоит ещё меньше, чем иронизировать. – Я половозрелая гражданка империи без ограничения в правах. И вы это прекрасно знаете, коли уж потрудились мою фамилию выяснить. Послушайте, я…