Счастье взаимной любви
Шрифт:
Кабинет, куда доставили Аню, был не страшным, даже скучным, маленьким и прокуренным, хуже туалета на вокзале. У стола сидел молодой парень в джинсовом костюме, клетчатой рубашке и ярком галстуке. Прическа у него была словно из парикмахерской, лицо тонкое, симпатичное, при маленьких аккуратных усиках. Он весело глянул на Аню, махнул рукой милиционеру, выпроваживая его из кабинета, и сказал по-простецки:
— Следователь Соболь, Игорь Васильевич. Падай на стул, и поговорим!
Аня так и сделала — «упала» на скрипнувший стул.
Следователь
— Ну, ты, конечно, тоже ни хрена не видела, ни хрена не слышала? Балдела под музыку, танцевала вальсы и, как там все произошло у Богдановой и Алексея Иванова, понятия не имеешь?
— Если вы знаете все лучше меня, зачем вызывали? — спросила Аня.
— Так ты что-нибудь видела? — с надеждой встрепенулся Соболь.
— Все видели.
— Это интересно! Очень даже интересно! Наконец-то хоть один живой человек! — Он тут же раскрыл папку, достал чистый лист бумаги и со сверхъестественной скоростью принялся что-то писать роскошной шариковой авторучкой.
— Так-так, — талдычил он. — Рассказывай, рассказывай, не стесняйся.
— А что рассказывать? — спросила Аня и поглядела в окно. На окне была установлена решетка, обычная веерная решетка, какими защищают первые этажи в городе. За решеткой на подоконнике гукал жирный голубь — вот-вот взмахнет крылышками и улетит.
— Рассказывай, как дело было.
Ни страха, ни волнения Аня не испытывала. Панибратский Соболь ей даже понравился: под тридцать лет, ладный деловой парень, явно не дурак, но беда в том, что ее-то, Аню, он держит сейчас за дуру. Хорошо, сейчас получит.
— Дело было так, — медленно начала Аня. — Решили мы с мамой сделать еврейскую фаршированную рыбу фиш. Папа ее очень любит. Пошла я на рынок и купила щуку. Ну, выпотрошили мы ее, все косточки убрали и начали фаршировать…
— Про что ты рассказываешь? — вытаращил светлые глаза Соболь.
— Про то, как дело было.
— Какое дело?
— Готовили папе рыбу фиш.
— На кой хрен мне твоя еврейская рыба!
— А про что вы спрашиваете?
— Как про что? Про то, как Богданову Галину употребили! Ты тут дурочку не ломай! Ведь официальные показания даешь. И может так обернуться, что ты из свидетелей станешь соучастником.
— Во здорово! — равнодушно ответила Аня. — Это как же соучастником? Что, я за ноги Корову держала?
— За ноги не за ноги, а если, к примеру, ты ее подпаивала в сговоре с Алексеем Ивановым, то ситуация меняется. Понимаешь?
— Понимаю.
— Ну так рассказывай, как было дело.
Аня помолчала, потом уныло заговорила:
— Рыбу мы нафаршировали, поставили в духовку, но главное, к ней положен соус. И вот тут…
— Плотникова, — тихо и строго оборвал Соболь. — Извини. Я тебя неправильно вычислил. Информацию о тебе получил недостоверную, извини… Начнем сначала, — он перевел дух и уперся взглядом ей в глаза. — Гражданка Плотникова, Анна Васильевна. Вы приглашены для дачи показаний по делу об изнасиловании гражданки Богдановой Галины. Вы обязаны говорить правду, в противном случае понесете наказание по соответствующей статье Уголовного кодекса. Я прошу вас ответить, что происходило на берегу Соловьиного озера?
— Обычная пьянка, — не раздумывая, ответила Аня.
— Водку пили?
— И портвейн «Кавказ».
— Кто купил алкоголь?
— Скинулись.
— Кто закупал и привез?
— Не помню. Все вместе.
— Алексей Иванов покупал?
— Нет. У него потом нашлась бутылка «сухаря»… «Цинандали».
— Иванов водки не покупал? — чуть удивился Соболь.
— Нет. Он предоставлял свою машину.
— Так. Выпили. Богданову кто-нибудь заставлял пить?
— Сама хлестала.
— Как сама?!
— Так. Дорвалась на свободе.
— На какой свободе, Плотникова?!
— Одна жизнь после школы кончилась, другая наступила.
— Понятно. Много она выпила?
— Как все.
Боже ты мой! Сколько раз в дальнейшей жизни Аня давала показания всяким следователям, дознавателям, оперативникам, милиционерам и полицейским, но этот первый в своей жизни допрос помнила слово в слово.
— Как развивались события дальше?
— Обычно. Разбрелись по парам. Кто хотел. Кто в палатку, кто в лес.
— Богданова — с Ивановым?
— Да.
Соболь вдруг примолк, чуть улыбнулся и спросил:
— А вы с кем?
— Это мое дело, — помолчав, лениво ответила Аня.
— Конечно, — кивнул он. — Значит, вы видели, как Богданова и Иванов удалились в кусты?
— Как удалялись, не видела. Потом видела.
— Что?
— Корова стояла на четвереньках, а Лешка сверху.
— Корова — это Богданова? Не надо так, Плотникова. Она сопротивлялась?
— Ничуть.
— Но кричала при этом, вырывалась?
— Кричала. Как все.
— В каком смысле?
— Да в обычном. Все кричат в первый раз.
— Вы тоже? — весело спросил он.
— Дурак, — не выдержала Аня.
Неожиданно для нее он засмеялся.
— Правильно, дурак. Вопрос чисто формальный, для ясности вашей позиции. У вас самой с Ивановым не было… любви и сопутствующей связи?
— Нет. Я его не защищаю. Говорю то, что было.
— Смело, — не скрывая одобрения, заметил Соболь. — Храбрая вы девушка, Аня Плотникова. В отличие от своих друзей-приятелей.
— Они папашу Коровы боятся. А я на него плевать хотела.
— Мне кажется, вы на всех плевать хотели. Но оставим это. Вы подтверждаете, что, по вашему мнению, половой акт между Богдановой и Ивановым проходил по обоюдному согласию?
— Он ей руки не выкручивал. И не бил.
— Но она была сильно пьяной?
— Как все.
— Значит, в беспомощном состоянии она не была?
— Она у него в плавках копалась. Еще у костра.
— Ну и дела! Выходит, вы видели все от начала до конца?