Счастье взаимной любви
Шрифт:
— Ладно, дорогая, — решительно сказала она Сарме. — Сиди дома и молись своей Матке Бозке Ченстоховской, может быть, к вечеру будешь счастлива! Если позвонит Олег, скажи, чтоб пришел и ждал меня!
Сарма глянула на нее подозрительно, но лишь кивнула.
До Центрального рынка Аня добралась пешком и стала искать среди высоких павильонов мясной отдел. В свое время местная молодежная газета запустила первоапрельскую шутку, будто бы в одном из павильонов состоится чемпионат мира по баскетболу. С учетом международных побед латвийских баскетболистов информация показалась настолько
Мясника Ивара знали все, но на его поиски ушло около часа.
Наконец он вышел к Але из подсобки: в чистом халате, элегантной шапочке, розовощекий, веселый — одним словом, настоящий мясник, хотя по моде последнего времени он любил, когда его именовали «рубщиком мяса».
— Что-нибудь с Сармой? — озабоченно спросил он.
— С вами обоими, — решительно брякнула Аня. — Ты скажи-ка, вы серьезно собрались жениться?
— Да пожалуй. Если бы были бытовые условия…
— О том и речь. У тебя деньги есть?
— На что?
— Две мои комнаты купить.
Он задумался, потом спросил:
— Ты куда-нибудь уезжаешь?
— Пока нет. Буду жить в чулане. Но комнаты продаю. Если вы распишетесь.
— Технически возможно и то, и другое…
— Давай торговаться!
Цены за подобного рода операции были уже стандартными, и торговля продолжалась недолго. Но все же решать столь важное дело на ходу, во время перекура на работе, Ивар посчитал несолидным, и они договорились все обсудить вечером.
Все складывалось отлично, хотя предстояло еще немало трудностей. Но Аня чувствовала, что преодолеет их. Она вспомнила, что за утренней суетой так и не позавтракала, и, дерзко веселая, улыбаясь всем встречным-поперечным, двинулась к центру, в свое любимое маленькое кафе «Рига». Она еще не подозревала, что проходят последние счастливые часы рижского периода в ее жизни.
9
Заказав столько блюд, что хватило бы и на обед, Аня неторопливо съела холодное и горячее, затем перешла к кофе. В этот момент в кафе заскочил саксофонист Гарик, кивнул Ане, взял рюмку коньяку с мороженым и подсел к ее столику.
— Ох! — с радостной усталостью выдохнул он. — Ну и ночка была! Работали, как негры, в рот ни капли взять не пришлось! Поспал пару часиков на трезвую голову, а теперь надо восполнить упущенное!
— Хорошо заработали? — улыбнулась Аня.
— Справно. — Он посмотрел на нее внимательно, словно собирался перейти к разговору на более важную тему.
— Гарик, скажи, среди музыкантов есть богатые люди?
— Среди лабухов? Никого. И среди эстрадников тоже. Кроме тех, конечно, у кого очень, очень громкие имена. Таких на весь Союз меньше, чем пальцев на одной руке. У нас если и перепадет шальная копейка, то выскальзывает из рук, как обмылок в бане… Побег из пивного зала прошел благополучно?
— Да, спасибо тебе. Все хорошо.
Аня поставила на стол пустую чашку.
— Допила кофий? — спросил Гарик. — Хорошо. Ну, а теперь для тебя плохие вести.
— Что еще?
— Тебя ищет папашка Штром.
— Как ищет?
— Пока без собак. Но очень серьезен. Я утром к матери в больницу забежал, пока не похмелился, ну а потом сюда рванул. По пути папашка меня и прихватил. А интересовался он только тобой. Велел передать, если увижу, чтоб ты его срочно нашла.
— О, черт! — непроизвольно выругалась Аня. — Не ко времени.
— Штром всегда не ко времени. И в борьбе с ним, Анна, есть только два метода. Или исчезнуть, надолго залечь на дно, желательно вне Риги, или идти сдаваться. За тобой что-нибудь числится?
— Что? — не поняла Аня.
— Ну, я ж не знаю! Валютные какие-нибудь дела или кто из знакомых что натворил.
— Да ничего у меня такого и не было! — вспыхнула Аня.
— Тебе видней. Но я тебя предупредил. Учти: метода только два.
— Спасибо, Гарик, я поняла.
Они простились. Аня вышла из кафе, но ей не пришлось долго решать, какой из предлагаемых Гариком методов больше ей подходит. К ней неожиданно подскочил сухощавый парень в шляпе и сказал радостно:
— Анна? Привет! Очень удачно! Пошли со мной.
Она с трудом вспомнила, что этот парень был одним из подручных Штрома, принимавший участие в вокзальной истории с цыганкой.
— Но у меня дела! — капризно возразила она. — С какой стати прямо на улице хватаете?
— Ничего не знаю, — небрежно ответил он и крепко уцепился за ее локоть. — Инспектор Штром хочет тебя видеть, вот и все.
Через двадцать минут она уже сидела в знакомом коридоре, на той же скамье перед кабинетом, куда ее усадили после происшествия на вокзале. Аня была совершенно спокойна, поскольку, перебрав в уме все, что делала в последнее время, ничего опасного не обнаружила. Она не очень сокрушалась, что с точки зрения общественных норм поведения вся ее жизнь представляла собой сплошное нарушение.
Штром быстро вышел из кабинета, заметив Аню, рассеянно кивнул: «Посиди, подожди немного» — и куда-то ушел.
Ясно было, что ничего опасного не случилось, и Аня окончательно успокоилась. Но это «подожди немного» затянулось на полтора часа, пока Штром не вернулся, все такой же заполошенный и слегка мрачноватый.
— Пойдем, Плотникова, поговорим.
Аня вошла следом за ним в кабинет, где стояли три стола со стульями, громоздкий сейф в углу, а пыльное окно выходило во внутренний двор.
— Садись, — бросил Штром, полез в сейф, покопался в нем, перелистал какие-то бумаги и, все так же стоя к ней спиной, спросил:
— Как эту ночь провела?
— Как обычно, — ответила Аня.
— В чьей постели?
— В своей.
— Точно? — спросил он, и Аня возликовала: вопрос выдавал инспектора, он наверняка не знал, где Аня провела минувшую ночь.
— Точно, — ответила она.
Штром захлопнул сейф, сел к столу, закурил и взглянул на нее внимательно.
— Так. Допустим, ты не врешь. Антона Николаевича Сухорукова знаешь?