Счастье
Шрифт:
А плот бежит все быстрей, быстрей. Выглянули кое-где из-под воды камни, лысые и обглоданные.
Еще шибче пошел наш плот.
— Лево нос! Право нос! — говорит отец Биче-олу.
А кругом тишина. И такой ясный блеск на воде, что хоть глаза закрывай: слепит.
Отец сошел потихоньку со своего става, привязал покрепче коровушку и меня давай привязывать к балагану.
— Если страшно станет,
А я думаю: «Как бы не так, закрою! Пошире держи карман!»
Плот летит. Вода закипает. Со всех сторон видать камни — большие такие каменья, крутолобые, черные, красные, — и каждый будто морду выставил из кипятка…
Пошел наш плот по кипящей воде.
— Давай на передний став, Биче-ол, — говорит отец. (А на переднем ставе, когда плотам идти сквозь ущелье, только лоцман один стоит.)
— Ты что?.. Ошалел, Иван?!. — спрашивает Биче-ол.
А отец:
— Становись и не разговаривай. Я старшой!
Встал Биче-ол на передний став: некогда спорить. Поменялись они местами. Теперь отец у него подручным.
— Левонус! — кричит Биче-ол отцу.
А впереди гул: это бьется вода о скалы и камни.
Подплыли ставы к скале. Ущелье узкое. Где там плоту пройти!.. Вода в ущелье дыбом стоит, тянется всеми своими перстами к вершинам гор. Страх! Аж дух заняло.
Швякнуло плот в ущелье. Над головами брызги. Нечем дышать. Как хочешь, так и дыши, — хоть водой.
Я, помнится, вскинул голову, затосковал. А наверху едва синеется небо. Снизу по ставам колотят камни. И как только не побило наших лесин?!
Начал плот изгибаться горбами. Между ставами не только что показалась вода, она стала бить оттуда ключами. Жуть! Поднялись ставы и полетели по воздуху. То поднимет их, то швякнет назад.
Биче-ол на переднем ставе так шибко вперед подался, будто метит лбом расшибить скалу.
Подняло и подбросило нас аж до самого неба!.. И швяк об валун! Валун здоровенный, волне его не перекрыть. Идут наши ставы не по воде — по камням. В брызгах, в пене… А на переднем ставе — маленький лоцман.
Летит большой Биче-ол на большую скалу, и как его только от става не оторвало?!
И вдруг плоты накрыло водой. Накрыло, а потом опрокинулось на плоты небо.
Мычит корова; известно, она животная, очень трудно ей осознать пороги.
Сделалось тихо.
Я оглянулся, а за плечами нашими водопад. Это мы водопад прошли, спустились вниз по его горбу.
— Ну что ж, — говорит отец Биче-олу, — лоцман ты или, может, не лоцман, а?
А Биче-ол смеется. Тихо. Без звука. Блестят зубы — это от солнца.
…Теперь уж нам до Кызыла близехонько — рукой подать. На бережках сидят, припухают сплавщики, рыбаки и охотники.
— Эй, Биче-Ол, — кричат с берега, — ты, кажись, лесины побил?
— Да нет, пустяк, — отвечает им Биче-ол. — Мой передний став маленечко со скалою поцеловался.
Биче-ол стоит на переднем ставе и смотрит на Енисей, как будто кто ему Енисей подарил.
— Иван!.. — (А отец в то время отхлебнул чуток из берестяной фляги и схватился яичком закусывать). — Ух, и хитер ты, Иван!..
— Я ль не хитер, — отвечает отец и жует яичко… — Я сына с собою взял не для того, конечно, чтоб его о скалу побило. Сыны у меня не лишние. Они у нас со старухой наперечет.
Доедает отец яичко и чистит второе. А Биче-ол к нему через ставы:
— Иван!.. Иван!.. — И больше ни слова сказать не может: растерял все слова.
— Да будет тебе! Садись, Биче-ол, и закусывай, — говорит отец.
И тут, хоть верьте, хоть нет, вдруг схватились они дубасить друг друга, как дети малые.
Нехорошо… Биче-ол, допустим, еще неженатый и молодой. А батя в годах, семейный и детный. Некрасиво: люди глядят.
— Ты бы лучше нас с коровушкой отвязал от ставов, — тихо так ему говорю. — Вам смех, а нам стоять привязанными не особенно интересно.
— Это верно, сынок, — говорит отец, — Я о вас позабыл: должно, мозги у меня со страху отшибло.
Так он мне объясняет, подмигивает и отвязывает нас с коровушкой от плота.
А впереди Енисей… Однако разве вы понятие имеете об Енисее! Ведь не вы сплавляли плоты… Не вы!
Блестит Енисей. Весь сомлел от солнца. От нашей одежи валит горячий пар.
Только-то. Вот и вся память о водопаде.