Счастлива дома
Шрифт:
– Что ты скажешь о ежемесячных приключениях? – спросила я. – Ты не хочешь попробовать?
Джейми задумчиво покачал головой, а потом безмолвно согнулся над своим телефоном. Я прикусила язык. «Он сознательно ведет себя так грубо! – подумала я. – Сколько раз я ему говорила, что терпеть не могу, когда он мне не отвечает!» А потом я вспомнила свои прежние решения и подумала: «Он вовсе не груб». И он действительно не хотел мне грубить.
Прошло еще несколько недель, и я предприняла последнюю попытку. Мы сказали Элизе и Элинор, что в первый раз позволим им остаться дома вдвоем, без взрослых (еще один сложный момент, важная жизненная веха), а сами отлучимся на час. По дороге домой я спросила:
– Что ты скажешь о ежемесячных приключениях? Ты не хочешь попробовать?
– Каких приключениях? – удивился Джейми.
– Ну, нечто такое, что мы делаем с Элизой, – очень спокойно объяснила я. – Раз в месяц мы с тобой будем куда-то ходить или чем-то заниматься.
– Соблазнительно, – вздохнул Джейми, – но у нас столько дел… Мне, конечно, хотелось бы, но не думаю, что мы это сможем. Ты не обиделась?
Он обнял меня.
– Все нормально, – ответила я. – Я понимаю, что ты хочешь сказать.
Я не стала настаивать. Шестая замечательная истина действительно оказалась истиной. В конце концов я могу принимать решения только для себя. «Тебе нужны добровольцы, а не рекруты», как говорит Элизабет. Я не хотела пилить, настаивать и обижать своего мужа.
Честно говоря, нежелание Джейми поддержать меня стало для меня большим облегчением. Стоит ли перегружать наше и без того загруженное расписание?
– Мы с мужем на протяжении многих лет устраивали себе одно «свидание» в неделю, – сказала мне подруга. – Но в последнее время на этих свиданиях мы постоянно ссоримся. Теперь мы решили проводить этот день дома с дочкой и ложиться спать пораньше. Если уж мы ссоримся, то по крайней мере не платим за это няне!
У нас с Джейми множество дел, мы очень устаем. Благодаря Джейми мы все же выбираемся в кино вдвоем и иногда ужинаем с друзьями. Если приключение – бремя, а не радость, то какое же это счастье! Может, через несколько лет стоит поговорить об этом снова…
Примерно тогда же, в конце января, я почувствовала, что моя эмоциональная энергия иссякает – в моей жизни начинался «день сурка» (кстати, настоящий день сурка уже приближался). Просматривая свои таблицы за предыдущие месяцы, я видела ряды оптимистических крестиков, но некоторые решения никак мне не давались. Я не продвигалась в их реализации ни на шаг.
Я устала от постоянной неудовлетворенности темпами разбора полок. Никаких результатов! Я разбирала какую-нибудь полку, и через несколько недель она оказывалась заваленной чем-то другим. Я меняла одну лампочку, и тут же перегорала другая. Я жутко расстраивалась из-за необходимости регулярно приводить в порядок прическу.
Еще хуже были мои промахи, которые мне никак не удавалось победить. Я месяц за месяцем принимала одни и те же решения и не могла реализовать самые важные! Я злилась на себя – нарушенные обещания питали мои самые большие страхи. Я была резка с дочерьми. Я все еще боялась водить машину. Я так и не научилась ценить настоящее.
Мучил меня и мой ужасный характер. Как-то утром, когда я мыла посуду, у меня страшно разболелась шея. Шея болела, а мне предстоял очень непростой день. Как всегда, Джейми выслушал меня, а потом сказал:
– Не позволяй этой мелочи испортить твой день.
– Я ухожу, – заявила Элиза.
Мы все тепло с ней попрощались, а потом я сказала Джейми:
– Проверь, оделась ли Элинор, а я поищу таблетку.
Через 10 минут Джейми вышел из комнаты Элинор и поцеловал меня на прощание:
– Мне нужно уходить.
– А Элинор оделась? – удивилась я.
– Она сказала, что хочет одеться сама.
Я заглянула в комнату. Неодетая Элинор сидела на полу и дулась.
– Это так ты за ней проследил?
– Мне нужно бежать…
Я кинула на Джейми испепеляющий взгляд:
– Что ж, иди!
Он ушел.
Я целый день думала об этом. Шея у меня болела, я считала, что имела все основания обижаться на Джейми, и все же моя реакция еще больше усугубила ситуацию. Я хотела извиниться, но считала, что и Джейми должен извиниться передо мной. А он этого не сделал.
Вечером мы общались совершенно нормально, но я чувствовала себя ужасно. Я сделала над собой усилие и сказала:
– Хочу поговорить о сегодняшнем утре. Я злилась и сожалею об этом. Я была огорчена, но должна была держать себя в руках.
Безумно гордая собой, я обняла мужа и поцеловала его.
– Все в порядке, – ответил Джейми, словно и не заметил, что я злилась на него утром – и что сам он утром ничего не сделал. Неужели он даже не понял, что моя злость была совершенно оправданной?
Я терзалась тем, что, как бы хорошо себя ни вела и сколь бы сложные решения ни принимала, мне все равно не удается получить желанные золотые звезды. (Даже св. Тереза сухо замечала, что ее огорчает неприятная склонность людей не обращать внимания на хорошие поступки и указывать только на плохие: «Я заметила: когда человек выполняет свой долг, не ища поводов от него уклониться, этого никто не замечает; а вот любое несовершенство сразу же бросается в глаза».) Но как я могла вести себя лучше?
Стараясь стать более сосредоточенной, я часто становилась рассеянной, легко отвлекалась. Как-то раз из Швейцарии в Нью-Йорк приехала моя давняя подруга. Мы несколько недель обсуждали, как она придет ко мне на ужин с сыновьями, и… я напрочь забыла об этом. И не вспомнила, пока не раздался звонок в дверь.
Я услышала голос Джейми:
– Нэнси?!
– Нэнси! – воскликнула я, судорожно начиная распихивать по шкафам всяческий мусор. – Это Нэнси с сыновьями! Я пригласила их на ужин!