Счастливая семья (сборник)
Шрифт:
– Вы надолго уезжаете? На неделю? Вам нужно вернуться на родину? – тактично поинтересовался Василий.
Мама очень удивилась и сообщила, что они уезжают на рейсовом автобусе на день, чтобы купить лекарство от храпа для тети Наташи, которая скрывала свой недостаток. И заодно зайти к Спиридону. Василий не мог взять в толк, отчего мама так нервничает, и пообещал дать Симе еще и арбуз – единственный фрукт, точнее ягоду, которую моя сестра могла есть, пока не закончится.
– Еда! – закричала мама и отправилась на кухню к Антонио, чтобы переложить ответственность за ребенка на него. Василий был только рад.
Из кухни доносился только мамин голос и вскрики Антонио, то ли трагические, то
– Ну все, теперь я спокойна, – заявила мама.
По дороге домой она сообщила, что учила Антонио готовить. Для начала напекла «нормальных» блинов. Антонио пек блины традиционные – пресные, склизкие, упругие, тонкие, как бумага, суховатые, здоровенные и отчего-то всегда холодные. Впрочем, такими они и должны были быть, учитывая многообразие начинки. А мама напекла наших блинов – пупырчатых, щедро политых сливочным маслом, сладковатых, толстоватых, на два-три куса, лежавших стройной горкой на тарелке. Антонио съел сразу четыре (мама по привычке считала, кто сколько съел), остальные блины доели дети, хватая чуть ли не со сковороды – обжигая пальцы, измазываясь маслом.
Антонио пытался возмущаться, объясняя маме, что сахар в блины класть категорически нельзя, что сковородка не та (с этим мама согласилась, пообещав повару прислать с оказией настоящую русскую блинную сковороду), и ахал, когда мама растопила сливочное масло и поливала им блины как из лейки. Но когда мама дошла до гречки, которую принесла в мешочке, отсыпав из домашних запасов, Антонио сдался окончательно.
Мама не признает крупы в пакетиках – забросил, и готово. Нет, она готовит только из натуральных круп, желательно грубого помола. Антонио оставалось лишь открыть рот, когда мама высыпала гречку на сковороду, прокалила, залила водой, накрыла крышкой, выключила плиту, оставила томиться, опять залила все сливочным маслом по самое не могу.
– Кашу маслом не испортишь, – сказала она повару, – пословица такая русская.
Антонио не понимал, как можно жарить кашу. Он не знал, что такое гречка. Не понимал, как можно потом ее выложить, посыпать сахаром, и с ужасом смотрел, как его дети и дети Василия уплетают неведомое лакомство. Но мама решила довести повара до катарсиса. Она сварила кашу, чтобы объяснить Антонио, чем каша отличается от гарнира. Кашу мама варит такую – гречка с овсянкой. Гречки меньше, овсянки больше. Плюс ваниль и сахар. Потом все перемалывает в блендере и получается некая субстанция, похожая по вкусу на крем-брюле, на десерт, на что угодно, кроме каши. Хозяйские дети, которые уже не могли проглотить ни куска, сбежались на кашу и слопали всю кастрюлю. Мама оставила Антонио остатки драгоценной крупы, обещая прислать еще вместе со сковородой. И сказала, что придет еще – научить печь сырники, варить манную кашу, делать запеканку и остальные блюда из стандартного меню еще советского детского сада. Когда мама начала рассказывать про ежики – мясные тефтельки с рисом, запеченные в духовке, Антонио замахал руками и заявил, что прожил жизнь зря. И тот рецепт, который он изобретал, та мечта, которую он лелеял, – создать идеальные завтраки для детей, сделать детское меню не такое, как во всех ресторанах, оказывается, уже существует. И изобретено не им. И все настолько просто, что он даже вообразить не мог.
– Вась, присматривай тут за ними, – подошла ко мне мама.
– Почему я?
– Ты самый здравомыслящий из всех. – Мама с жалостью и любовью посмотрела на дядю Борю, который переключился на канал для подростков. На папу, который никак не мог сделать самолетик для Симы и очень злился на саму Симу, которая с жалостью и любовью смотрела на папу, подсказывая, как складывать бумажные крылья.
Потом перевела взгляд на тетю Наташу, которая никак не могла определиться с платком, который понравился бы святому Спиридону.
– Теть Наташ, в греческих церквях можно и без платка. А Спиридону уж точно все равно, – сказала мама, и тетя Наташа ахнула. – Мы идем в аптеку. Пока не купим вам спрей от храпа, даже не думайте попасть к Спиридону.
На следующее утро они уехали. Мама перецеловала нас так, как будто и вправду собиралась вернуться через неделю, а то и через две.
Обратно они вернулись в тот момент, когда мы чинно ели сосиски, которые купил папа. Мама немедленно осела в прихожей.
– Сосиски? А в холодильнике? Я же все оставила!
– Понимаешь, Марусечка, я не разобрался, что кому давать, и не рискнул. Вдруг ошибусь, – объяснил папа.
– А Василий, Антонио? – продолжала стонать мама.
– У них сегодня вечер русской кухни, мы решили их не беспокоить, – объяснил папа.
– У кого вечер русской кухни? У Антонио? – Мама поняла, что за время ее отсутствия все-таки произошла вселенская катастрофа.
– Да, он печет блины и варит кашу.
– Ладно, давайте ужинать.
Мама с тетей Наташей были такие голодные, что тоже согласились на сосиски – папа был очень горд собой. За ужином мама рассказывала, как они съездили в город.
Всю дорогу в автобусе маму тошнило, как и мальчика, который сидел за ней. Маму вырвало два раза, мальчика – три. Останавливались четыре раза. Уничтожили весь запас одноразовых пакетов и рулон бумажных полотенец.
В аптеке маме опять пришлось устроить театр одного актера, поскольку тетя Наташа делала вид, что она с мамой не знакома и вообще впервые ее видит. Мама показала провизорам, как ложится спать, как начинает храпеть, причем на все лады. Провизоры с сочувствием закивали головами, а одна даже призналась, что у нее муж тоже храпит так, что стены трясутся. Но тут мама безжалостно показала пальцем на тетю Наташу, которая изо всех сил рассматривала витрину. Провизоры выдали маме зажимы на нос от храпа. Но тетя Наташа отказалась спать в зажиме пусть даже розового цвета. Авторитетно заявила, что пробовала – не помогает. Мама спросила, есть ли спрей или таблетки. Ни того, ни другого не оказалось. В следующей аптеке мама исполнила номер на бис, но там тоже были только зажимы. И в третьей по счету аптеке тоже.
Мама торопилась, а тетя Наташа все время отвлекалась на сумки, шлепки, бусы и магниты на холодильник. Тогда мама применила последнее средство:
– Еще одна аптека, – сказала она тете Наташе, – и пойдем к Спиридону. Обещаю.
Тетя Наташа вспыхнула, поскольку про Спиридона совершенно забыла, и они быстро добежали до следующей аптеки. Но и там про чудодейственный спрей (а тетя Наташа уверяла, что только он способен воздействовать на ее храп) не слышали.
– Пойдем к Спиридону, я у него попрошу, чтобы не храпела, – смиренно сказала тетя Наташа. Мама кивнула – современная медицина не могла ей помочь, оставалось надеяться только на святого, который ходит по ночам, стирает свои башмачки и творит чудеса.
Они вернулись в старый город и пошли по улице. Мама молчала, она думала о том, можно ли привыкнуть к храпу и научиться его не замечать, есть ли народные рецепты, и не стоит ли отселить тетю Наташу в пустующий домик по соседству. Тетя Наташа тоже молчала. Она думала о том, что ту синюю сумку, которая ей приглянулась, нужно было купить, – в Москве точно будет дороже. И те самые сандалии, которые она мерила, тоже непременно нужно было брать. И непременно вернуться за подарками. Столько родственников, и каждому нужно что-то привезти.