Счастливая Женька. Начало
Шрифт:
– Ой, не знаю, дочь, … ему не интересно там, что не предложишь, ничего не хочет, ну его совсем, ей-Богу, – со свойственной ей прямотой и безаппеляционностью ответствовала Галина Аркадьевна. Её дочь закусила губу, волна обиды и знакомой с детства горечи, усиленная в несколько раз, потому что сейчас это касалось её мальчика, такого славного, послушного и милого, накрыла её с головой. Чтобы скрыть охватившее волнение, Зинаида, опустив голову и не глядя на мать, лихорадочно складывала в Женькин рюкзак её шортики, трусики, книжку с рассказами Н. Носова, которую дочка сейчас читала, любимый сарафанчик с «крылышками», носки, куртку на случай дождя, что-то ещё, чего сама Зина уже толком не различала. Ладно, небось, не к чужим людям отправляется, разберутся, если что-то забыла… Закрыв за ними дверь, она вошла в детскую, где на ковре мастерил что-то из железного конструктора Ярослав. Зина присела рядом, с едва повернувшим к ней голову ребенком, – Ну весь в отца, – умилилась Зина.
– Славик, Женя уехала с бабушкой
– Лучше в планетарий, а на дачу я не хочу, там комары и ночью страшно, дедушка Коля хрипит, и громко стучит палкой, а тебя нет…
– Ах, ты ж мой комарик золотой, дедушка не хотел тебя пугать, он просто болеет, – Зинаида обхватила сына за плечи, развернула к себе и поцеловала вмакушку. Она подумала, что уже на следующий год ему в школу, а он такой маленький, такой домашний и такой наивный. Зина всерьез думала перейти на работу в школьную столовую, чтобы быть поближе к Славику. У Ирины, её подруги были связи в гороно, она ей обещала помочь. Валерий был категорически против, обвинял её в том, что она своей чрезмерной опекой и заботойпортит мальчишку, превращает его в маменькиного сынка. Всегда считая главным и правильным мнение супруга, в этом вопросе, Зинаида была непреклонна. Что он понимает, думала Зина, Славик ребенок особенный, ранимый и впечатлительный. Как можно его одного, такого хрупкого, совать в школьную клоаку. Мужа интересует только его машина, его парники, где он выращивает экологически чистые огурцы и помидоры, а оставшееся времятщательно распределяет между работой, просмотром телепередач и чтением научно – популярных статей в журнале «Здоровье», «За рулем» и самиздатовских многочисленных брошюр околомедицинского направления.
Ярик пошел в первый класс, а Зинаида практически одновременно с ним приступила к работе в этой же школе. Учился он почти также хорошо, как и Женька, только достигали этого они по-разному. Женьке все давалось легко, имея великолепную память и развитое мышление, она на приготовление уроков тратила минимум времени. Её брату же для освоения того же материала нужно было в два раза больше времени. То есть он добивался хороших результатов благодаря своей усидчивости и многократному повторению. Родители не могли нарадоваться на сына: тихий, спокойный, аккуратный. Не надо повторять, как бывало Женьке, о домашнем задании пять раз. Наоборот, нужно было заставлять, чтоб вышел, хоть немного погулял. Тогда как его сестру, напротив, трудно было загнать домой. Вообще, в этой семье тишина и порядок являлись синонимами понятия «счастливая семья». Валерий Михайлович, с возрастом все больше замыкался, уходил в себя, общение с домашними сводилось к минимуму и касалось исключительно бытовых и финансовых вопросов. Зинаиду раньше это расстраивало, беспокоило, но затем она смирилась и даже стала находить в этом плюсы: не пьёт, деньги зарабатывает, нервы не мотает, в её дела не лезет. Конечно, и дом, и огород, и дети были на ней, муж как-то очень быстро самоустранился. Но Зинаиде, не боящейся никакого труда, так было даже легче. Справедливости ради нужно сказать, что не без помощи своей жены, Валерий Михайлович, все больше отстранялся от участия в воспитании. К дочери он с самого её рождения чувствовал какую-то отчужденность, какую-то стену, которая год от года росла и мешала их сближению, но с сыном он был уверен, что все будет по-другому. Но здесь уже стеной между ними стала Зинаида. Когда Ярослав в четыре года заболел крупозным воспалением легких, Зинаида, чуть не лишившаяся рассудка во время его болезни, категорически запретила мужу даже приближаться к сыну с его закаливающей программой. Как ни старался, Валерий растолковать, что она оказывает Ярику медвежью услугу, запрещая гимнастику на свежем воздухе и водные процедуры, он не смог её переубедить. Затем эта история с внедрением супруги в школу (именно так он говорил об этом событии), а впоследствии бесконечные справки, – липовые и не очень, с освобождением сына от уроков физкультуры.
– Ты пойми, наконец, от чего ты его бесконечно освобождаешь, – непривычно повышая голос, шумел Валерий Михайлович, – от единственного урока, где ребенок может двигаться, бегать, прыгать, – он нервно шагал по комнате, – От чего ты его защищаешь?! От здоровья?!.
Но Зинаида Евгеньевна была неумолима. Такого сопротивления от обычно робкой и покладистой жены, Валерий Михайлович не ожидал. И отступил…
В том смысле, – делайте вы что хотите, я вас предупреждал и за последствия не отвечаю. Ярослав был действительно «мамин» сын. Отца он не понимал и побаивался, от сестры уставал и только с Зинаидой чувствовал себя комфортно, когда она была рядом, но не слишком близко и молча. Им втроем, – Ярославу и его родителям, несмотря на отсутствие близости, и душевной теплоты было весьма комфортно. Валерий Михайлович либо занимался вопросами обогащенного витаминами растениеводства в теоретической или прикладной его части, то есть непосредственно на огородном участке, либо возился с машиной, либо сидел у телевизора с журналом в руках. Зинаида никогда не сидела «просто так», всегда что-то делала: готовила, убирала, подшивала, белила, кормила, мыла, чистила, красила и даже вязала. Ярик тихо возился в детской, которую до сих пор делил с сестрой, что причиняло обоим сильное неудобство и дискомфорт. У Зинаиды были корыстные планы на пристройку, где жила золовка Рая. Прикидывала, может, выйдет девка замуж, да и съедет по-тихому к мужу. И в пристройке можно будет устроиться дочке. И Славик, наконец, получит свою комнату, целиком. Но Райка, не будь дура, не только никуда не съехала, а совсем наоборот, привела на свою территорию мужика и сожительствовала с ним на глазах родного старшего брата и его малолетних детей. Ко всему прочему, как только они вместе с безработным Анатолием, что называется, «доходили до кондиции»,Раиса стремилась в обязательном порядке выяснить у Зинаиды, почему та её «не уважает», намекала на ожидающееся у неё в скором времени множественное пополнение семейства, и требовала раздела имущества.
– По-честному, – верещала она, раскачиваясь посреди двора, – а то, понимаешь, сами в хоромах, а меня, эт самое, как пса шелудивого, чуть не под забор…
– Не перестанешь вести такой образ жизни, там и окажешься! – не выдерживала Зина.
Райка будто этого и ждала, тут же взвивалась пестрым барачно-матерным фейерверком. Когда Зинаида жаловалась мужу, тот морщился, как от сильной боли и обещал поговорить с сестрой. Женька почти физически ощущала нехватку воздуха, находясь в родительском доме. И стремилась, по мере возможности, сократить своё пребывание в нем.
4
Женя училась уже на втором курсе и жила у бабушки. По официальной версии потому, что от Галины Аркадьевны, проживающей в городе, до института было гораздо ближе и удобнее добираться, чем из Женькиного пригорода. К тому же матери Зинаиды было уже под семьдесят и в этой связи, помощь и даже обычное присутствие рядом близкого человека, были бы совсем не лишними. Но на самом деле, переезд, который планировался, но все время откладывался по тем или иным причинам, случился внезапно, после ужасной ссоры с отцом в день Женькиного восемнадцатилетия. Отец с матерью с утра её поздравили и подарили черное драповое пальто и зимние сапоги. Отец при этом произнес целую речь, в которой было много всего: и то, что теперь она совершеннолетняя, и то, что они долго с матерью копили, буквально отказывая себе во всем, чтобы одеть свою дочь-студентку, и конечно, она же понимает, что уже взрослая, и, что больше такие подарки они позволить не смогут, ведь, не забывай, что у тебя есть младший брат, и что родители в её возрасте уже зарабатывали на жизнь самостоятельно и прочая, и прочая.Женька поблагодарила обоих и расцеловала, а заодно сообщила, что идет вечером отмечать день рождения с друзьями в кафе. Отец, собиравшийся уже покинуть комнату, замер, как английский пойнтер, засекший дикого селезня, и тут началось… Валерий Михайлович, не стесняясь в выражениях, поинтересовался, – откуда у неработающей студентки могут быть деньги на кабак, да ещё в таком количестве, чтобы угощать целую толпу бездельников.
– Это возмутительно, вести себя подобным образом, зная,как нам приходится экономить, – бушевал Валерий Михайлович, – Мать, ты видишь, кого мы вырастили! Да ты знаешь, кто посещает такие места? Бандиты и проститутки!
– Во-первых, не кабак, а кафе, во-вторых, – еле сдерживаясь, цедила сквозь зубы, бледная Женька, – во-вторых, я не прошу у тебя денег, и никогда не просила, даже, когда мне было одиннадцать! Уже тогда я знала, что это бесполезно, в-третьих, я кое-что отложила со стипендии, в – четвертых, мои друзья не бездельники, а студенты медицинского института, будущие врачи и, в-пятых, это они скидываются, у нас так принято.
Женька вскочила и стала заворачивать подаренные родителями пальто и сапоги, под аккомпанемент отцовского крика:
– Ты слышишь, как она разговаривает! Зинаида! В моём собственном доме, меня оскорбляет родная дочь. А все эти её идиотские поездки на дачу и общение с твоей безумной мамашей, полюбуйся теперь, я тебя предупреждал, это не доведет до добра… Она уже сколько раз заявлялась поздно, и разило от неё спиртным! – Валерий Михайлович начал задыхаться и сел на стул. Перепуганная Зинаида уже бежала к нему с каплями.
– Не трогай бабушку, если бы не она с дедом, у меня вообще детства бы не было… Я бы… свихнулась тут с вами,… окончательно, – упавшим голосом сказала Женька, и, завернув, наконец, пальто, обратно, в бумагу, водрузив на него коробку с сапогами, она все это очень быстро отнесла в комнату родителей, и, уже из коридора, натягивая пуховик, жестко произнесла:
– Да, и сегодня я буду пить шампанское, ведь именно так поступают проститутки и бандиты, так ведь, папа? – обернувшись у входной двери,глухо добавила, – Не нужны мне ваши подарки, обойдусь.
В этот же день она переехала к бабушке. Галина Аркадьевна встретила Женьку сдержанно, поговорила с ней на счет того, что «родителей не выбирают», и что «не судите, да не судимы будете», и все в таком же духе. Но в глубине души, была рада, определила Женьку в гостиную, велела обустраиваться по своему усмотрению, сама переехала в спальню, а дочери по телефону сказала, как отрезала:
– Пусть живет у меня и спокойно учится, а что касается твоего Валерия Михайловича, – переживет, напомни ему, что нервные клетки не восстанавливаются, а Евгешу я понимаю, рядом с ним и тесто киснет.