Счастливая жизнь для осиротевших носочков
Шрифт:
– Ты поговоришь с сестрой?
После того, как я вышла, он высунулся из окна и крикнул мне вслед (видимо, чтобы заручиться моей благосклонностью):
– А если она не захочет, я могу и с тобой встречаться!
Мама была на кухне, она спросила, почему я так поздно вернулась, но я пропустила вопрос мимо ушей и направилась прямиком в свою комнату. Скарлетт сидела на кровати, скрестив ноги, и разучивала новую песню. Она с легким беспокойством посмотрела на меня и спросила:
– Ну что?
– Ну, Джошуа Ричардсон хочет пойти с тобой на свидание.
Скарлетт не выказала ни малейшего удивления. Вероятно, она
– Что мне ему ответить?
Скарлетт улыбнулась и вытерла большим пальцем слезы, катившиеся по моим щекам.
– Что я согласна, если он намажет горячим воском все тело, включая волосы и брови.
После этого нас двоих накрыл такой приступ смеха, что я свалилась с кровати.
Я вспоминаю эту историю и думаю: неужели Джошуа Ричардсон, несмотря на всю свою глупость, увидел то, что видела я и что, уверена, однажды увидят все остальные: во всем штате Род-Айленд не было никого круче Скарлетт Смит-Ривьер.
* * *
Отправитель: Эрика Спенсер
Получатель: Алиса Смит
Дата: 10 октября 2018 года
Тема: (без темы)
Алиса, вы не ответили ни на одно из моих сообщений. Я пришла к вам на работу и с удивлением узнала, что вы уволились. Одна из ваших бывших коллег сказала, что вы переехали во Францию.
Нам надо поговорить. Вы и сами знаете, что не можете отказаться, и вы ошибаетесь, если думаете, что избавитесь от меня, сбежав в другую страну.
Позвоните мне. Эрика Спенсер
2018 ЗИМА
Говорят: время все лечит,
Но прошло уже много лет,
а мои раны кровоточат по-прежнему.
Я улыбаюсь, пою, танцую и флиртую,
Но каждая мысль о тебе отдается болью…
Скарлетт С.-Р. и «Синий Феникс». «Мать»
Тщательно прокрашиваю реснички тушью и смотрюсь в зеркало. Я очень редко пользуюсь косметикой, но я обещала Анджеле прихорошиться по случаю праздника. Надеваю черное платье, купленное специально к Дивали, и достаю из коробки пару красных туфель на высоком каблуке. Такой наряд я вполне могла бы надеть на Рождество. Накидываю пальто и иду к метро.
Ноябрь скоро сменится декабрем, вдоль бульваров стоят голые деревья, а тротуары, словно каток, скользкие от опавших листьев. К ресторану родителей Сараньи я прихожу к семи часам вечера, как она и просила. В окнах горит свет, и через занавески видно, что внутри царит суета, но главная дверь закрыта. Приходится несколько раз постучать, чтобы меня впустили.
–
Женщина, открывшая мне дверь, одета в великолепное оранжевое сари, расшитое золотом и серебром. Она – вылитая Саранья, но лет на тридцать старше и килограммов на тридцать тяжелее. Она порывисто прижимает меня к пышной груди.
– Добро пожаловать, дорогая! Саранья столько о тебе рассказывала!
Не ожидавшая такого радушного приема, я нерешительно обнимаю женщину в ответ, а потом вручаю ей букет цветов и захожу внутрь.
Верхний свет не горит, но сотни развешанных повсюду свечей и гирлянд наполняют ресторан приятным приглушенным светом. Накрытые белыми скатертями столы придвинуты к стенам, чтобы освободить место для танцев. Сладкий запах специй смешивается с запахом жареного мяса.
Несколько гостей, в основном женщины в традиционных костюмах, расставляют на столах многочисленные блюда. Из присутствующих только у меня светлая кожа и только я одета в западном стиле. Все вокруг суетятся, и я не знаю, куда себя деть.
– Вам помочь?
– Конечно нет, – отвечает мать Сараньи. – Ты – наша гостья.
– Где Саранья?
Из складок сари она выуживает айфон (современный мобильный и традиционный наряд выглядят так несовместимо, что только диву даешься), звонит дочери и переходит на незнакомый мне язык. Анджела однажды сказала, что в Индии говорят более чем на ста двадцати языках, поэтому я не берусь утверждать, что это хинди.
– Она сейчас спустится!
И правда: через несколько минут Саранья появляется передо мной в образе арабской принцессы из «Тысяча и одной ночи». Она в бирюзово-синем сари, на котором вышиты большие серебряные цветы. Кусок полупрозрачной синей ткани тянется от бедра к левому плечу, частично обнажая живот. Правую руку почти до плеча украшают серебряные браслеты с голубыми камнями, которые идеально сочетаются с серьгами, настолько длинным, что достают до плеч. Саранья накрашена еще больше обычного. Безупречная линия густых бровей и бриллиантик в носу подчеркивают ее темные глаза, которые сияют на матовом лице, как два драгоценных камня.
– Прекрасно выглядишь, – искренне говорю я.
– Знаю! Хотелось бы мне ответить тем же, – вздыхает Саранья, беря меня за руку, – но ты, видимо, решила, что идешь на похороны.
Не успеваю сказать ни слова в свою защиту, как Саранья уже тащит меня внутрь ресторана и ведет на второй этаж, где находится ее студия.
Я с ужасом смотрю на гору блестящей одежды, валяющуюся на расправленной кровати, и на косметику, которой завалены все поверхности.
– Мы же убирались! Как можно было довести комнату до такого состояния?!
Саранья с озадаченным видом оглядывается.
– Я вытащила только все самое необходимое. Ладно, хватит болтать. Давай подыщем тебе наряд.
Пытаюсь протестовать, но это пустая трата времени. Саранья силой хочет меня раздеть, я сопротивляюсь, и в конечном итоге она разрешает мне раздеться в уборной, где места меньше, чем в телефонной будке. Поскольку, по словам Сараньи, я выгляжу просто ужасно, она призывает на помощь своих сестер. Первая обматывает вокруг меня метры желтой ткани, отчего я чувствую себя яичным рулетиком, вторая – расчесывает и подкручивает мне волосы, а Саранья, вооружившись косметикой и кисточками (которых у нее больше, чем в «Блумингдейле»), принимается за мой макияж.