Счастливое безвременье
Шрифт:
– Аля, детка, ну успокойся!
– безнадежно проговорила мама.
– Все равно ничего уже не изменить, я уже поменяла билеты, и обратно мне их не вернуть...
– слабо оправдывалась она, понимая, какую боль причинила дочери.
– А, может быть, ты еще услышишь его. Когда начинается концерт?
– Завтра в двенадцать, - растерянно ответила Аля.
– А мы когда должны уезжать?
– с появившейся в голосе надеждой спросила она.
– В час дня. Самолет улетает в три часа.
– Но почему в час?! Мы ведь доедем
– Кто знает, сейчас дорогу могут перегородить, проверять все машины, - оправдывалась Ольга Петросовна.
– Мама, мама, что ты наделала?!
– в отчаянии тихо сказала Аля.
– Ну, пойди на репетицию и послушай, как он играет.
– Дверь в репетиционный зал закрыта, а к нему в номер я не пойду... из-за его сестры, - потерянным голосом произнесла Аля.
До вечера они обе из комнаты не выходили. Ольга Петросовна укладывала вещи, Аля молча ей помогала.
Последний раз тебя услышать хотела я - мне не дано,
Твоей любви, твоей улыбки уж увидать - не суждено,
Не суждено с тобою рядом идти по жизни, обнявшись,
Рожать детей и слушать скрипку, дано другой, другой - не мне.
Быть верной в радости и горе
И пить любовное вино,
И аплодировать в восторге
Дано другим, другим - не мне.
И встретимся ли мы с тобою,
Моим единственным - навек,
С тобой, дарованным судьбою,
С тобой, отобранным навек?
Как пережить мне расставание?
Чем осветить мне жизни путь?
С другим как стать пред аналоем?
Любовь других не оттолкнуть?..
Боль рвалась из груди, ложилась строчками на бумагу и не проходила, не утихала. Вопросы "зачем?", "за что?" теребили душу и не давали дышать. С трудом Аля дождалась ужина, а после него подошла к Тимуру и сказала:
– Тимур, мы завтра уезжаем.
– Как завтра?
– не поверил услышанному Тимур
– Завтра. Мама поменяла билеты, и мы летим уже завтра. А я так и не услышала твоей игры.
– Аля, пойдем, я сыграю тебе сегодня, - и он повел ее наверх, в свою комнату.
В комнате была вся семья в сборе.
– Аля завтра уезжает, я хочу сыграть ей сегодня, - сообщил непонятно кому Тимур.
– Тимур, так нельзя. Ты нервничаешь, а играть надо спокойно, - нахмурился отец.
– Тимурчик, ты сегодня и так много играл, - возразила и мама.
– Сорвешь руку, завтра не сможешь принимать участие в концерте, - извиняющимся голосом попыталась она объяснить свой полу-запрет этой "невесть откуда взявшейся девчонке".
Лиля молча вцепилась в футляр, явно не собираясь отдавать ему скрипку.
Аля подошла к разгоряченному Тимуру, взяла его за руку и тихо сказала:
– Пойдем...
Тимур окинул взглядом родственников, покачал головой и, молча, пошел с Алей из комнаты. Они шли по территории дома отдыха, пытаясь найти хоть одно укромное местечко, где можно было бы посидеть и поговорить... Но, очевидно, это был не их день. Ни одного места не нашлось, даже на веранде пентхауза кто-то сидел и весело разговаривал.
Аля поднялась к двери своего номера, остановилась и, с трудом оторвавшись от руки Тимура, сказала:
– Прощай!
Тимур поднял ее лицо двумя руками, пристально посмотрел ей в глаза и тихо ответил:
– Прощай, девочка с красивым именем Аля...
– и поцеловал ее в щеку.
Аля опустила голову, открыла дверь в комнату и закрыла ее за собой.
Утром была суматоха. На завтрак Аля с мамой опоздали, потому что неожиданно проспали. Потом мама собирала последние вещи, сдавала номер дежурной, выносила чемодан и сумки с подарками, продуктами и чем-то еще, а Аля стояла под дверью концертного зала, в котором еще шли последние приготовления перед концертом, который к тому же задержали на сорок минут. А потом Аля, не помня себя, медленно спускалась по какой-то лестнице, шла к маме, стоявшей у входа в дом отдыха, помогала грузить вещи в машину и потом сквозь набегающие слезы в последний раз смотрела на проносящиеся мимо расплывающиеся от слез кипарисы, пальмы, небо...
"О, море в Гаграх, о пальмы в Гаграх,
Кто побывал, тот не забудет никогда..." –
звучали в голове ее строчки из песни, которую каждый день крутили на пляже...
Самолет вылетал по расписанию. В аэропорту было жуткое столпотворение: все торопились во что бы то ни стало покинуть опасную зону холеры. Людям не продавали билеты, не выпускали без специальных медицинских справок или свидетельств о том, что люди прошли карантин. Впрочем, Ольгу Петросовну и Алю никто не трогал. Они выезжали из дома отдыха, все справки у них были в порядке, потому их беспрепятственно пропустили на посадку.
Самолет взлетел. Аля, отказавшись сидеть возле иллюминатора, сидела рядом с проходом и невидящими глазами смотрела на сидящих вокруг пассажиров. Слева от нее, через проход, сидел щуплый молодой человек в простеньких джинсах и белом легком свитере. Под его креслом стоял скромный рюкзак. Молодой человек, улыбнулся Але, оторвал небольшой клочок пергаментной бумаги и на его матовой стороне быстро что-то написал. Потом, улыбнувшись, передал этот клочок бумаги Але. Поморгав, чтобы убрать навернувшиеся вновь слезы, Аля прочла:
В ночной степи ни тропок, ни дорог,
Лишь ветра одичавшего порыв.
Земля умчалась прямо из-под ног,
Нас в августовском небе позабыв.
. . .
И мы не будем землю звать назад.
Пускай летит, у нас другой маршрут.
Пусть каждый шаг наш будет звездопад.
Мальчишки утром звезды подберут...*
– ---------------------------------------------------------------------------------------------------------
Стихотворение Л. Однопозовой.