Шрифт:
1. Трямс, здрасьте
Издав чавкающе-шипяще-булькающее предупреждение, лейка душа выплюнула последние капли воды и плевать хотела на мои мольбы, угрозы и даже удары по кафельной стене. Не сжалилась, не разродилась даже самым жалким напором, оставляя меня стоять в ванной в том самом промежутке процесса мытья, когда вроде как пора смывать пену.
— МА! — крикнула в пустоту квартиры, кое-как смахнув ползущую в глаза пену и уже не стесняясь выматерилась в голос, услышав лишь тарахтение холодильника на кухне.
Надежда, что родительница ещё не свинтила к своим подружкам и сможет дозвониться до аварийки или куда там обычно звонят, испарилась теми самыми каплями, которые с шипением
— Лялька, у вас вода есть? — выпалила в трубку мобильного, пропуская приветствие — Лялечка не обидится и у меня тут вселенский кошмар как бы, — и после утвердительного ответа выдохнула с облегчением в телефон. — Открывай!
Тех секунд, которые потратила, чтобы цапнуть халат, обмотаться полотенцем и проскакать по площадке, стуча зубами — водичка у нас и так шла еле теплая, а в подъезде температура давно как на улице, потому что стекла вышибли ещё летом, — должно было с лихвой хватить всему управляющему составу управляйки, забивавшей болт на жалобы жильцов по поводу стояков и напора воды. Обматерила всех и каждого по самую тыковку, нажелала им чирьев на все места, куда только можно. Только залетев в уютную прихожую квартиры напротив, разом обо всем забыла. Ноздри защекотало витающими и очень вкусными ароматами домашней еды, а слух порадовал звук включенного Люлькой душа. Да-да. Люлькой. Лялечка всеми правдами и неправдами пыталась затолкать младшего брата в комнату, а он, жердина та ещё, упирался как мог. Ещё и присвистнул — где нахватался? — по своему оценив мое появление в его родных хоромах:
— Да ладно!? Лялька, отвали! Это мое желание сбылось! — поднырнув под руку сестры, попытался цапнуть край моего полотенца и зашипел, огребая вполне заслуженный подзатыльник. Сперва от меня, а потом и от Ляли. — Я зря что ли давился этой жженой бумагой, когда девушку себе загадывал?
— Обломишься, Сморчок Серый! — я показала язык подростку и закрылась в ванной комнате, подальше от его эротических фантазий с моим участием.
Встала под упругие горячие струи и застонала от блаженства. Шикарнейший, практически с массажным эффектом, напор в любое время суток — вот о чем давно забыли и даже мечтать не мечтали жильцы правой половины шестнадцати подъездного дома, разделенного двумя управляйками ровно по стояку идущему в нашей с мамой квартире. И не живи мы с Корюшкиными на одной площадке, куковать мне в пене до второго пришествия. Такой вот трубоводный пердимонокль.
Вдоволь наплескавшись на неделю вперёд, я выплыла из ванной счастливая, будто не душ принимала, а миллионы, свои миллионы, пересчитывала. Поправила тюрбан полотенца на голове, запахнулась в мумию, потуже затянула пояс на халате и пошла на аромат кофе, который Серёжка варил мастерски. Взяла поданную им кружку и показала кукиш на предложение встречаться. Сморчок в свои четырнадцать хоть и оставался ребенком, уже возомнил себя взрослым и вместо того, чтобы кадрить одноклассниц, замахнулся на девушек постарше. Видите ли ему с ними интереснее, а с малолетками — сам-то не малолетка? — поговорить не о чем. Ага. Знаем мы его интерес и единственную тему для разговоров. То полотенце сорвать пытается, когда я примерно так же как сегодня влетала домыться, то заглянуть в разрез блузки. Вымахал лбина под два метра, а в тыковке ни капли уважения к той, кто с ним в песочнице куличики лепил. Одни гормоны. Если бы не дружила с Лялькой и Люлькой, давно прибила, но окинув критичным взглядом тощего скелетину, расценившего мое внимание опять же по своему, передумала казнить и скривилась демонстрации намеков на бицуху:
— Не светит, Сморчок, — отрицательно помотала головой и повторила это движение на просьбу показать татуировку. — Обломись и сдрисни!
— Гелька, ну хотя бы кусочек покажь. Ну Гель! Жалко что ли? — взмолился Серёжка. — Я ж тебе кофе сварил…
— И что? — резонно заметила я. — В интернете татух хоть усмотрись.
— А мне твоя нравится. И там такой не было. Я гуглил.
— Угу. Знаю я что ты там гуглишь и на что пялишься, — сделала глоточек, жмурясь от вселенского счастья, а когда открыла глаза, увидела рядом с блюдцем свою любимую шоколадку — и вот когда успел подложить? Покачала головой со вздохом и оттянула край воротника, обнажая шею и дорожку следов от кошачьих лапок, идущую вдоль позвоночника. — Смотри уже, онанист.
— Круть!
Правда счастье Сережки оказалось скоротечным и попытка борзануть закончилась так и не начавшись. Лялька с Люлькой синхронно припечатали брательника по ладоням, в одной из которых сам собой материализовался телефон с запущенным приложением камеры.
— А ну брысь, глиста, если не хочешь узнать, что отец с тобой сделает, когда я ему расскажу по каким сайтам ты шарахаешься! — Люлька зыркнула на младшего Корюшкина снизу вверх и для пущего эффекта позвала старшего. — Паааа!
— Только попробуй! — пригрозил Серёжка, но сквозанул с кухни раньше, чем на ней материализуется не меньшая по росту фигура.
Правда дядя Игорь, в отличие от своего сына, был ого-го каким. Даром что работал физруком в школе. Мощный, рельефный, ни капельки лишнего жирка — все на своих местах и в объемах, на которые слюни пускало все женское население, начиная от одноклассниц Сморчка и заканчивая бабульками во дворе, ежедневно прожигающих взглядами старшего Корюшкина, вышедшего на свою неизменную утреннюю разминку. Дождь, ветер, мороз — без разницы. Не мужчина, а мечта. Только сколько бы ни пробовали увести эту мечту из семьи, ни у кого не получилось. Любовь у дяди Игоря с тетей Леной — мурашки по шее и спине бегут. Посмотришь, как они разговаривают и друг на друга смотрят, и всё. Финиш. Такую же хочется. Ну или хотя бы в половину такую. Чтобы и мурлыкать, и фырчать, и диваны в труху. Не то, что у моих родителей. Гавкали друг на друга, сколько под одной крышей жили, разбежались и дальше гавкаются, хотя вроде как уже и не за чем.
— Ну? — спросила Ляля, закрывая дверь на кухню. — Мы идём?
— А Фил будет? — вдогонку поинтересовалась Люля.
— Идём, не будет, — ответила обеим подругам, распечатывая шоколадку, и вместе с ними вздохнула. — Ну глупо же было надеяться. И Клейстер сказал, что там без вариантов.
— И все равно, Фил — моя ван лавочка! — Лялька подперла подбородок кулачком и приобняла Люльку, собирающуюся разреветься. — Не реви, Юлька.
— Не буду, — тряхнула головой Люля, а через мгновение захлюпала носом. — Ну почему-у-у-у? Мы же его так люби-и-им. Он же такой классны-ы-ы-ый!
И вот с этим мы трое, а ещё и несколько десятков тысяч других девчонок, вряд ли могли поспорить. Ну как можно не влюбиться в парня, когда от одного только взгляда его серых глаз сердечко срывалось вскачь, а если ещё включить и послушать песни, которые он писал… Полнейший финиш и сердечный раздербай во всех смыслах. Особенно, если ты лучше других знаешь, что ни мне, ни Ляльке, ни Люльке, ни какой-либо другой фанатке ничегошеньки не светит — Фил улетел отдыхать со своей девушкой. И как показывает практика и фотографии, которые мы втроём нарыли в соцсетях, подвинуть Маргариту у нас не получится. Вот и остаётся, что лить слезы и думать, как быть — то ли радоваться, что у Фила любовь любовная, то ли рвать душу и сердце, что эта любовь не ты. И даже не Лялька. И не Люлька. Мы бы как-нибудь договорились.