Счастливое число Кошкиной
Шрифт:
— Неплохо, Павел Николаевич! — выпалила я, уже догадываясь, что пищать и скрипеть посудой это чудовище будет до посинения. Естественно, моего. — Пришла домой после смены и спать легла.
— Да? — спросил, а сам с издёвкой решил своим "отрубитеемуктонибудьпалец" повозюкать по фарфору. — Даже не отмечала? И с друзьями не собиралась?
— Нет! Устала очень.
Да что ж ты творишь-то… Уй-й-й… Два-то раза зачем проверять? Два? Ага. Три не хочешь, Ангелина?
— Перемой, — смилостивились их Дотошность, булькнуло блюдо в раковину и, показав на ещё одну принесенную гору посуды, постучало пальцем по запястью с часами. — Пошевеливайся!
Нет, я конечно понимаю, что праздники и "будьте добры" только для
Да сам шеф Искаев над своими подчинёнными так не глумится. А он Шеф! Орет, конечно, за дело, но чтобы издеваться только потому, что может себе это позволить? Да ни в жисть. А этому Таракану Николаевичу будто медом намазано везде крутиться и скрипеть своей культяпкой. Ещё и платочком “испачканный” измеритель микробов протер…
Курить от такой “справедливости” захотелось в разы сильнее, а к двум горам посуды добавилось ещё с десять тарелок. Ненавижу шампанское! Ненавижу!
Через два часа я все же умудрилась выскочить на перекур. Взглядом спросила у зашедшего Влада, официанта, что там на поле боя в зале, увидела три пальца — считай три столика, — и кивнула на служебную дверь, спрашивая ждать его или нет. И хотя парень в ответ пожал плечами, решила не торопиться. Поставила отмокать новую партию тарелок, прополоскала на второй раз уже намытое и перегрузила в сушилку, чтобы уж наверняка отпали претензии. Только-только стянула и повесила перчатки, и здрасьте-спасибо. Принесло ведь снова на мою больную голову.
— Ангелина, а… — начал, а сам глазками своими поверх очков шкрябает.
Так и подмывало ответить "бэ", но сдержалась. На столешнице, куда составляли грязную посуду — ни тарелочки, в полоскательной раковине тоже, сушилочка сушит, отсчитывая таймером время до окончания. В "грязную" его Усатость не полезет — побрезгует. А сквозь пену при всем желании ничего не рассмотришь. Я ж щедрая и бабахнула в нее столько моющего средства, будто знала куда его Докопательность заглянет.
— Павел Николаевич, разрешите я на десять минуточек отойду?
Спросила — аж самой тошно как заискивающе прозвучало, а сама глазками ему хлопаю — ну дура дурой. Умел бы Таракан Николаевич мысли читать, позеленел от того, что в его адрес крутила. Я уж про себя так разошлась, что асфальтоукладочный каток надувным шариком покажется. Но это же мысли. И вслух я их не сказала, а попросила. И вежливо даже. На всякий пожарный снова ресничками хлопнула и смотрю — ну вот любовь у меня прямо вселенская к мазохизму и к Павлу Николаевичу особенная. Люблюнькаю, сил нет как. И усишки эти. И даже очочки — такие модненькие. Лет триста назад были. А уж платочек из кармашка торчащий так вообще — мой фетиш. Гы-гы-гы!!!
— Десять минут? — переспросил, сам себе кивнул — ну Царь во дворце до холопки снизойти решил. Только этим кивком мне выделил в два раза меньше времени. — Пять. Полный зал гостей, а ты, Ангелина… Могла бы и бросить курить, если дорожишь работой.
Еще как дорожу. Так дорожу, что раз за смену под руководством Таракана выскочить на улицу уже счастье.
— Бросаю, Павел Николаевич. Плавненько, — и хлоп-хлоп глазками. Я ж такая идиотка, а вы Императорство на меня время свое тратите.
— Оттягивание неизбежного только добавляет мучений, — решил сумничать Владыка. Очки свои стянул и платочком стерильным протер. Ну профессор. Нет, академик! — Если решила бросать, то бросать стоит резко.
— Хорошо, Павел Николаевич. Спасибо за совет. Я попробую обязательно.
Ответила, а сама бочком, бочком к служебной раздевалке за курткой. И глазками ему для поддержания идиотства хлоп-хлоп, чтобы Тараканище это Экспертное не передумало. Дверь за собой закрыла и выдохнула. Тоже мне Специалист нашелся по всем вопросам, блин. От чистоты тарелок до борьбы с вредными привычками. Хоть бы раз попробовал на своей шкуре как это его "резко" по нервам шарахает. Если бы я и решила бросать, то с таким же успехом могла сразу заявление на увольнение писать — к концу смены ни одной живой тарелки не нашли бы, а Таракана Экспертовича на органы расчекрыжила. Вот кого не тронула бы — Владку, Ростика, тоже официанта, Леночку-сушефа пальцем не задела бы и Искаева. Он крутой повар. И покормит всегда, если за старшего не Таракан. А вот остальных и бухгалтершу особенно без сожалений в расход пустила бы — любит наша Белла Антоновна мозг пропесочить перед тем как ведомость на подпись дать. И волосы-то у меня сосульки для вшей, и нос только коровы прокалывают… С ее слов я чуть не шлюха приблудная — с моей фамилией, Кошкина, так точно шалава, а она — сама невинность. Нафталинка заплесневелая. У-у-у! Вот доведут, специально курить брошу. Резко! И узнают все как Таракан с Нафталинкой у холодильников "организационные вопросы" решают. Чуть в голос не хохотала, когда они вопросы своих органов утрясти не могли. Может, стоило подсказать? Мне же не жалко, а эта парочка, глядишь, и подобрела бы. Всё ж после секса порцию гормончиков радости получили оба.
Сунув руки в рукава пуховика, попыталась представить себе стыковку Таракана и орбитальной станции Нафталин… и сорвалась в хохот. Невпихуемость полнейшая. Вот совсем. И по росту и по весу. Я даже про шапку забыла — так увлеклась прокручиванием вариантов, — и на улице пришла к единственному решению, которое вряд ли понравится заинтересованным сторонам. Без сотни другой умников из Центра управления полетами никак не получится состыковать шлюз Нафталинки и то, что в него пытался пристроить Таракан.
Невпихуемость. Абсолютная.
За те пять минут, которые мне щедро выделили, я успела выкурить сигарету и немного поболтать со старшим братом. Узнала как там мои проглотики-племяшки и Леська, пообещала заскочить на днях в гости и побежала обратно к своим тарелкам. Дюшка когда-то тоже работал в “Провансе” и застал пришествие Тараканыча — от Андрюшки и прицепилась кличка к Николаевичу. Правда братик с ним долго не смог проработать. Цепляло его Святейшество за каждый чих, может, похлеще меня. А окончательно рассобачились из-за того, что одна подвыпившая девушка полезла к Дюшке обниматься и он ей отказал. Вежливо и тактично — братик у меня умеет, — объяснил, что ресторан — это про еду, а не про публичный дом. На что эта овца закатила истерику. Ну Тараканыч тут и выскочил конфликт улаживать — его смена была, — и со своим “клиент всегда прав” в приказном порядке потребовал обнять пьяньку. Дюша и обнял. Но Тараканыча. В морду. И в этот же вечер до кучи свалил из дома. Пришел с Леськой, чтобы познакомить ее с мамой, а она выоралась, будто не сын с девушкой пришли, а папка любовницу привел и сказал, что она будет жить с нами. Дюшка вытерпел минуту и пошел паковать вещи в сумку. Скидал свои пожитки, ключи от квартиры на тумбочку в коридоре выложил и махнул на прощание мне одной.
До возвращения к своим тарелкам глянула на страничку фан-группы, которую создали с Лялькой и Люлькой, отстрочила комментарий к новому посту с тем самым ремиксом, который Улька-Ляля вчера выпросила у Мистика и на правах одного из трёх администраторов написала новый — про флешмоб. Зря что ли мы фанатки? Не успела куртку снять, а вопросов, сердечек и радостных визгов в комментариях насыпало под две сотни — вот она настоящая любовь к кумиру. Закрепила свой комментарий, что подробную информацию распишу вечером, и дописала: