Счастливое детство
Шрифт:
Щепкин озорно подмигнул спичечному коробку, словно тот был живое существо, и мысленно направил его в сумочку полной дамы, сидящей впереди. Коробок моментально исчез из салона троллейбуса.
Дамочка, словно почувствовав что-то, расстегнула сумку и, порывшись, достала коробок. Нисколько не удивившись ему, она переложила спички в другое отделение сумочки, как будто он был ее принадлежностью. «Странно, – удивился Щепкин, – решила она присвоить чужое или действительно приняла за свое?»
До корпуса института оставалось уже немного. Проходя мимо детского сада, Коля вдруг
Из-за дерева, чтобы на него не обращали внимания, стал рассматривать детское ведерко – красное в желтую крапинку, с которым играл мальчик. Девчушка лет четырех сидела рядом на корточках и с завистью посматривала на ведерко. И когда она попросила о чем-то мальчика, указывая на игрушку, тот только отдернул руку и спрятал ведро за спину.
Так они продолжали возиться в песке: мальчик самозабвенно черпал его ведерком, а девочка с молчаливой завистью наблюдала за ним.
И вновь Коля почувствовал, как мир стал сужаться до величины ведра. Он подал знак, ведомый только ему, и игрушка мгновенно перекочевала в руки девочки.
Щепкин внимательно наблюдал, стараясь не пропустить ни малейшего изменения в выражениях лиц детей. Но их – изменений – не было: девочка нисколько не удивилась появлению в своих руках игрушки, а мальчик даже не заметил, что остался ни с чем. Теперь они поменялись ролями: девочка игралась, а ее напарник с завистью смотрел на ведерко…
Удовлетворенный экспериментом, Щепкин бодро зашагал дальше. «Вот здорово, – думал он, – люди не замечают перемен, происходящих с ними, а воспринимают последствия, будто так было всегда!»
Сидя на паре по французскому языку, Коля внимательно следил за Игорьком Перемычкиным – это он сыграл злую шутку тогда, на гимнастике, скомандовав «отпускай руки». Нет, Щепкин вовсе не таил на него зла, так как был человеком мягким и покладистым. Да и «вовремя» вставленную шутку оценил; хотя приличия ради внешне старался казаться обиженным. Ну, да кто же знал, что он действительно отпустит кольца!..
Но что-то щекотнуло парня, и он сосредоточился на Игорьке. Мир вновь переставал для него существовать…
В это время преподавательница вызвала Перемычкина. Тот поднялся и отвечал стоя.
Щепкин мысленно представил как стул, на котором сидел Игорек, отодвинулся. Стул и вправду послушно переместился в пространстве. А Игорек, уверенно плюхнувшийся «в него», не нащупал позади опоры и с грохотом полетел в проход между столами.
Надо отдать должное его ловкости: он сумел сгруппироваться и перекатился на спину, не пострадав физически.
Группа развеселилась, а учительница сдержанно отреагировала:
– Осторожнее надо быть, Перемычкин.
Сам же Игорек нисколько не удивился, что стула не оказалось на месте. Ему и в голову не пришло подозревать кого-то в подвохе.
Проходили дни. Коля Щепкин отменно овладел своей новой способностью, изучил ее и теперь мог передвигать маленькие и большие предметы на любые расстояния.
Как-то он попытался похвастаться своей силой перед однокурсниками,
Вначале Щепкин нервничал – в бессилии доказать свою новую способность, но потом смирился. А затем и вовсе понял, что обладание чудодейственной энергией касается исключительно его одного.
И все же, как оказалось, глубоко в нем затаилась грусть от непризнания!..
Щепкин на какое-то время забросил свои эксперименты с передвижением предметов (все равно никто не оценит!) и вернулся к обычной жизни. Но при этом всегда ощущал, как томится его неуемная натура. Понимая, что это связано с его новой способностью, он никак не мог разобраться, в чем же дело и для чего предназначена его сила?
Но однажды, когда он сидел на одной из лекций и грустил, машинально исчеркивая поля конспекта непонятными рисунками, его вдруг осенило. От догадки он неловко дернулся: боль пронзила шею, – он все еще ходил в гипсовой повязке.
Ликование, какого он никогда не испытывал, охватило Колю Щепкина от макушки до пят. Он отодвинул недописанный конспект и погрузился в собственные мысли, которые начинали выстраиваться в грандиозный план.
Дело в том, что у Коли Щепкина была своя тайна. И касалась она женщины.
На их факультете работала красивая девушка, трудилась лаборанткой на кафедре анатомии и физиологии. Была высока ростом, стройна – с длинными ногами и прекрасно сложенной фигурой. Именно таких, по мнению Щепкина, приглашают для демонстрации новых коллекций одежды.
Одевалась Ниночка (а ее звали именно так) всегда изысканно, что говорится, с иголочки. Если на ней была короткая юбка, то стройные ноги просто не могли не привлечь внимания любого нормального мужчины. (Коля Щепкин, естественно, считал себя нормальным.) Когда надевала она тонкую блузочку с глубоким вырезом, округлые груди ее идеально вырисовывались под тканью, словно и не было вовсе на ней кофточки. Если же приходилось видеть на Ниночке брюки, то, плотно облегая, они подчеркивали все остальные достоинства ее женской, идеально сложенной фигуры.
Прическа ее была проста – гладко зачесанные назад волосы, собранные в небольшой пучок. Но простота только придавала шарм всему этому божественному созданию, и Коля, завидев где-нибудь в коридоре среди снующих студентов и преподавателей колышущийся в такт шагам пучок волос Ниночки, млел в истоме от вожделения, будоражащего молодую кровь. Он мог с озабоченным видом ходить по этажам, будто кого-то разыскивал, а сам выслеживал и «пас» знакомый кавалерийский хвостик и его обладательницу. Когда же Ниночка, нагруженная таблицами и плавающими в формалине законсервированными человеческими органами, скрывалась в аудитории, Щепкин растерянно останавливался в нескольких метрах от двери и минуту-другую стоял, полностью опустошенный и непонятно для чего живущий: всякий смысл его существования исчезал с исчезновением Ниночки. Затем он медленно брел на очередную пару, постепенно восстанавливая свое нормальное, целенаправленное житие.