Счастливое Никогда. Уютное Нигде

Бреннер Марина

Дальше была только тьма.

Глава 22

Превозмогая невыносимую боль, жжение и ломоту во всем теле, Элиджар попробовал пошевелиться.

Сколько прошло - час, два? Несколько минут? Он не знал. Не знал он также и где находится сейчас. Перед глазами стояла темнота, бархатная и холодная, как вывешенное на мороз покрывало. По этому покрывалу весело пробегали то красные пятна, то золотые искры. 

Кое - как выпростав руку из под одеяла, лимбрий ощупал лицо. Так и было - глаза скрывала

повязка, влажная ткань, пропитанная чем - то пахучим. Оборотень попробовал сдвинуть ее.

– Не надо, не надо!
– на его руку легли тонкие, родные пальцы. Щеки легко коснулось нежное, цветочное дыхание.
– Не снимай! Рано еще... Марта сказала - дней десять, не меньше. Элиджар, ну пожалуйста!

Всхлип, ее рука в его ладони, тоже чем - то перевязанной.

– Меридит, - произнес Элиджар и не узнал своего голоса. Звуки, которые исторгала глотка, были сиплыми и слабыми, как у чахоточного больного или горького пьяницы.
– Какой день сегодня?

– Сусальная неделя, Элиджар. Пятый день после Дня Холода. После того дня... Тебе глаза сильно ядом выжгло. И сам ты весь...

Принцесса резко оборвала начавшиеся было причитания.

– Давай, конфетка.
– приказал он - Говори, как есть. Все рассказывай. Как и кто пострадал. Сколько смертей. Кто жив, кто умер. И не вздумай врать. Иди сюда и рассказывай.

Принцесса подошла осторожно, крадучись, как напакостившая кошка. Лимбрий не мог видеть пару, однако он знал точно, как конфетка сейчас выглядит.

Глазки в пол, закушенная нижняя губа, слегка приподнятые плечи. Да, и еще в руках комкает что - нибудь, полотенце или салфетку. А может, и ничего не комкает, просто сцепила между собой хрупкие пальцы и потирает подушечками их один о другой.

За эти месяцы, дни, часы и минуты он хорошо выучил все ее жесты, тон голоса, тон смеха. Иногда чистый, как колокольчик. Иногда хамски - истерзанный, нервный, истеричный. Иногда противное хихиканье, какое - то мышиное, если б только мыши умели хихикать.

Изучил и запомнил настолько, что вот вынь кто - нибудь ему разум, заменив полностью звериным, то и тогда остались бы в чудом уцелевших клеточках памяти воспоминания о ней.

О ее руках, глазах и голосе. О ее жертвенности. О ее вероломстве.

Элиджар подвинулся, давая ей место.

– Садись, - приказал он, сделав это как - то так, что девушка не смогла отказать, хотя уже было раскрыла рот - Я слушаю.

– У тебя глаза обожжены ядом и правая половина тела, кот.
– голос ее дрогнул - Целитель боялся, что руку тебе придется отнять... Но нет, не пришлось. Был бы ты человеком, тогда бы да. Но у тебя тело другое. Марта говорит, долго проболеешь...

Лимбрий откашлялся. Дышать стало немного полегче.

– Наследник и мои люди. Что с ними?

– Наследник пару дней бредил. Не узнавал никого. Матерился и звал Грэсту, даже меня и Кору, служанку, за нее принимал. Целитель сказал, отравление сильное

и поэтому бред. Теперь спит. Дня три уже просто спит...

Меридит пошевелилась, устраиваясь поудобнее. Рука ее скользнула, расправляя одеяло.

Пальцы Элиджара были так близко, девушке хотелось коснуться их, сжать, прижать к губам. Зацеловать, залечить раны.

Да только надо ли это ему... Надо ли!

– Дай руку, Меридит.
– голос стал крепче - Дай руку и рассказывай дальше.

Она вложила свои пальцы в ладонь его здоровой руки. Это было тепло и уютно. Ощущение надежности вернулось, хотя и наполовину, но вернулось.

– Рикард еще болеет. Ему тяжелее, чем тебе или даже Наследнику - он человек. Кантор и Сигор... погибли, Элиджар.

– Горхат твою!!! Вот зачем они полезли... И, кстати. С какого перепугу ты приперлась туда?!

Меридит слегка сжала его пальцы:

– Твои люди тебе очень преданны, Элиджар. А я... я...

Девушка собрала волю в кулак, завязав чувства в узел. Просто, чтоб не разрыдаться, не нервировать лимбрия. Меридит и сама не любила все эти хныканья по поводу и без. Что могут решить слезы? Ничего. А раз ничего, нечего тратить на них время.

Да и потом. Не хотелось ей реветь над оборотнем, как над покойником. Да, он ранен, и тяжело. Да, ему больно, и очень! Вот просто очень больно...

Да. Может быть, лимбрий ослепнет. Яд Ловцов тяжелее, чем его собственный.

Да только хныканьями ничего не решишь...

Она уже поревела над мертвыми людьми.

Их хоронили, как героев. Завернув в грубую ткань и обложив сухими цветами, бережно опустили тела в широкую могилу, выдолбленную в замерзшей, обожженной горелой земле. Так вот принцесса, прощаясь с ними, ревела. Тихо и жутко, утирая слезы посиневшими от холода пальцами.

Грон дал ей рукавицы.

– Ладно вам, шенна - зи.
– сказал он, неуклюже обнимая Хозяйку за плечи - Срок их вышел, видно.

Потом, подойдя к краю могилы, обронил:

– Хорошие были ребята. Хоть и сволочи, конечно. Удачного вам пути! Кантор, падла, так и остался ты мне должен двадцать медяков! Ну да чего уж там... Прощаю. Иди легко.

И вот тогда она ревела. Ну так то мертвые, над ними и надлежит реветь...

Элиджар и Наследник живы. И теперь только время в помощь им.

– Дальше.

– Грон поправился. Два дня назад на объезд ездили. Я с ними.
– принцесса погладила лимбрия по руке, чувствуя его недовольство - Не надо, Элиджар! Ну пожалуйста, не надо... Они люди, им тяжелее. А я все - таки маг, хоть и дохлый. Не могла же я допустить, чтобы они шли одни в небезопасное место.

Лимбрий откинулся на подушку, сжал руку Меридит в своей руке и застонал.

Вот как злиться на нее?! По - хорошему, конфетке надо дать хороших трендюлей за все! И за скачки по горящему, полному обезумевших от злости и боли тварей лесу, и за поцелуйчики с драконом...