Счастливые
Шрифт:
Мы сели в машину. И пока она прогревалась, Марат изучал мое лицо, читал в моих глазах правду о том, как он мне дорог и близок. И сам внутренне светился от нахлынувшего счастья. Мы улыбались. Не могли наглядеться друг на друга. Стекла заметал снег, а нам было тепло от любви, которая тлела в каждой клеточке, в каждом нерве. Мы старались продлить очарование этого вечера как можно дольше.
В конце концов, когда взглядами было многое рассказано, Марат завел мотор, прогрел автомобиль, и мы тронулись по заснеженной дороге в путь, к моему дому, не спеша, растягивая удовольствие от таинства, свершающегося в наших сердцах и душах.
Марат остановился
– Знаешь, Нина, сегодня не только волшебный вечер, но и светлый праздник для всех мусульман. Ты догадываешься, что я исповедую ислам? Сегодня Курбан Байрам, закончился пост, и все правоверные мусульмане вкушают пищу, угощают соседей, делятся сладостями и мясом жертвенных животных, ходят в гости, восхваляют Аллаха.
– Прости, Марат, я забыла тебя поздравить, - сказала я. – Просто все из головы вылетело.
– Ничего, Нина. Это я хочу тебе сделать еще один подарок. Позволь мне поделиться с тобой свежей говядиной, которая была принесена в жертву по всем канонам мусульманской традиции – с молитвами. Может это покажется тебе странным, но мне будет приятно, если ты приготовишь плов для своей дружной и большой семьи, и вы все сегодня соберетесь за столом. Я понимаю, что вера у вас – православная, что вы – христиане. Но, в конце концов, бог – един для всех. И христианские праздники мы почитаем, как свои. Хочется, чтобы и ты приобщилась к нашему святому дню – празднику Курбан Байрам.
– Благодарю тебя, Марат. Я с признательностью и почтением приму от тебя этот подарок. Он для меня будет не менее ценен, чем розы, которые ты мне сегодня подарил. С не меньшим удовольствием я приготовлю сегодня самый вкусный плов и накормлю свою семью.
– Вот за это ты мне еще больше дорога, Нина. Ты с уважением отнеслась к моей просьбе, - улыбнувшись, прошептал мне на ухо Марат.
– Иначе и быть не может. Всё, - спешно затараторила я, - тебе надо торопиться домой, чтобы встретить торжество с родными, а мне еще надо успеть приготовить вечернее блюдо.
– Я провожу тебя до дома, - отозвался Марат.
Мы вышли из машины. Марат взял внушительный пакет, и мы направились по хрустящему снегу к дверям подъезда. Вместе поднялись на лифте на восьмой этаж. Подошли к двери квартиры.
– Извини, я не буду заходить к вам, Нина, - сказал Марат.
– Конечно, я не настаиваю. Иди, тебе надо успеть к застолью. Спасибо за подарки. И еще раз с праздником. Пусть Всевышний даст тебе и всей твоей семье здоровья на долгие годы и терпения. С милостью принимать все, что ни дается нам от Бога. Мира и добра всем. Увидимся завтра?
– Да, завтра я буду у тебя. И спасибо тебе, Нина, за все пожелания. И за то, что ты такая понимающая. Знай, ты мне очень дорога.
Марат легко поцеловал меня в щеку и направился к дверям лифта, которые тут же раскрылись и увезли его вниз. А я осталась у дверей. На лице блуждала улыбка. Было очень приятно от того, что человек другой веры попросил меня приобщиться к празднику, и тем самым стать ближе к нему. Я оценила то, что хотел донести до меня Марат.
Конечно, дома, несмотря на то, что ужин у мамы был готов, я, объясняя, почему мне это необходимо сделать, приготовила ароматный азиатский плов: с приправами, нежной морковью, добавив в рис целые головки чеснока и крупные кусочки айвы.
Плов получился на удивление рассыпчатый и вкусный. Пришлось собирать семью на второй ужин за накрытым скатертью столом, чтобы отметить праздник Курбан Байрам, а потом еще отнести
Утром, когда мы встретились с Маратом, я возбужденно рассказывала, какой плов получился у меня, и как мы одаривали им соседей, и как нам было приятно от того, что и соседи, таким образом, с удовольствием приняли участие в празднике.
– Ты такая молодец, Ниночка, - восхищенно ответил Марат.
А для меня его похвала была превыше всего.
На работе утро началось с застолья. Все сотрудники из дома в честь праздника принесли много сладостей и салатов. Марат сунул мне в руки сверток со снедью. Мне с трудом удалось затащить Марата к нам в офис, где в большой гостиной сотрудницы быстро накрыли стол, и рабочее утро началось с чаепития, на которое были приглашены все члены нашего большого коллектива. И это было здорово. Но, самое главное, за одним столом, хоть и по разные стороны, сидели и мы с Маратом, перекидывались загадочными взглядами, шутили и смеялись. Похоже, это было его первое веселье на виду у людей. И никто его не мог осудить за это.
День пролетел незаметно. Марат вечером ждал меня у выхода, отвёз домой. Мы много разговаривали, делились впечатлениями от кино, музыки, искусства. Нам было очень хорошо вдвоем, но ни разу мы не переступили грань дозволенного. Прощаясь, целовали друг друга только в щечку, долго разговаривали по телефону после того, как он добирался до дома и отзванивался, что благополучно доехал.
Со временем Марат рассказал, что в семье после трех старших сестер он – младший сын, самый любимый и избалованный женщинами с детства. По нему это было незаметно, потому что он всегда был деликатен, внимателен и вежлив, никогда не притязал на большее, и это было удивительно. Я любила его всей душой, всем сердцем, но умом понимала, что вместе мы с ним не будем. Он был единственным сыном – продолжателем рода и фамилии. Его семья, как и многие другие вынужденные переселенцы, оказалась на благословенной азиатской земле в следствие неспокойных времен первой половины прошлого века. Марат, как выяснилось позже, был моложе меня лет на пять, хотя внешне об этом нельзя было сказать: он выглядел взросло, я была моложава. Но дело даже не в возрасте. У меня за плечами был брак. И сын от другого мужчины.
Ты представляешь, Алечка, как была бы довольна его семья, узнав, что единственный сын и наследник вводит в семью, исповедующую ислам, христианку, возрастом старше его, да еще и с ребенком? Я думаю, что его родные женщины, какой бы хорошей я ни была, не обрадовались бы такой невестке.
Сколько было пролито слез в подушку, сколько было похоронено мечтаний. Веришь, я готова была целовать руки его матери и любить ее, как свою, смиренно просить его маму полюбить меня, так как не могла жить без ее сына, если бы наверняка знала, что у нас все получится.
Но, видимо, те же самые сомнения терзали душу моего Маратика. Мы никогда, понимаешь, никогда не поднимали эту щекотливую тему в разговорах, но все было понятно и без слов. Я летала все такая же, одуревшая от счастья любить и быть любимой. Я молилась за него всем богам. Я сгорала от ужаса предстоящей разлуки. Я терзалась в сомнениях. Я привязывала его к себе, понимая, что ради него самого, ради будущего, Марата надо будет отпустить, пожертвовав собственным благополучием. Это была любовь на острие ножа. Знаешь, что будет больно, но продляешь эту сладостную муку, потому что душа не может смириться с потерей любимого человека.