Счастливых бандитов не бывает
Шрифт:
– Да ты что? – удивился Лис. – Сам подсчитал?
– Так точно. На калькуляторе. Но минута на карточку – это нереально, товарищ подполковник, – добавил он тут же. – Две как минимум. И это уже больше двух месяцев…
– А если четыре минуты – то больше четырех! – догадался Лис.
Комаров развел руками: сами видите…
– Вот что, капитан! – объявил Лис. – Раз ты такой умный да грамотный, значит, не все еще потеряно! Во-первых, нас интересует не весь массив пропавших, а только те, что пропали за последние три года. Подключи компьютерщиков из отдела высоких технологий,
Без учета выходных и праздничных дней! Ясно? Включай свой калькулятор.
– Ясно, – без энтузиазма ответил капитан и вышел.
А Лис позвонил в Центральный райотдел.
– Завтра с утра организуйте рейд на корабельное кладбище! – приказал он начальнику районного уголовного розыска. – Опера, участковые, внештатники… Прочесать территорию, бомжей и прочую публику доставить на «Максима Горького», там у нас будет штаб!
Наверное, это бессмысленное занятие. Слишком много воды утекло, слишком много ржавчины облетело с бортов «Максима Горького». Слишком много всякого люда прошло через его разбомбленные каюты…
Здесь жили, да. В первую очередь, конечно, крысы. Их тут за последние годы успело смениться не одно поколение. Они должны помнить дни «Большого Мяса» и последовавший за этим «Великий Мор». Но крысы ничего не расскажут. Другое дело – люди. Только где их найдешь сейчас? Но деваться некуда: искать надо. Несколько лет назад «Крысиный король» тоже обитал где-то здесь. Или, как вариант – пришел на встречу, которая оказалась для него роковой. Так или иначе, отравили его именно на лайнере. Специально тащить сюда труп никто не стал бы – глупо, хлопотно и опасно. Проще сбросить в реку или закопать.
Лис осмотрелся. Открытая солнцу и всем ветрам верхняя палуба покрыта скользким перегнившим мусором. В шахматном порядке торчат скрученные винтом и перерезанные сваркой ржавые стойки. Здесь не спрячешься. Сейчас от острого металла пышет жаром, зимой тут ледяной ветер и собачий холод.
Он увидел на берегу опера и участкового, которые тащили к сходням некую личность в длинной, не по росту, грязнорыжей куртке ремонтника. Личность упиралась, милиционеры молча помогали ей поджопниками и подзатыльниками. Завидев Лиса, опер крикнул:
– Вот, нашли какого-то! На буксире электромотор курочил. Остальные разбежались…
Лис кивнул.
– Ладно, ведите его в ресторан!
Милиционеры рассмеялись.
В бывшем помещении ресторана стоят два старых кресла с лопнувшей обивкой, лежит прогоревший матрац. На полу – пустые бутылки, пакетики из-под чипсов. Бомжи. Или речпортовская пацанва…
Громыхнула дверь, в помещение с ускорением, размахивая руками, влетел бомж в рыжей куртке. Следом вошли опер с участковым.
– Здесь их много обитает, Филипп Михайлович, целая колония, – сдвигая фуражку на затылок, сказал участковый. – Разбежались, попрятались, как только машины увидели. Надо было по-тихому, пешочком…
– Вот и нагрянешь сюда как-нибудь пешочком, – сказал Лис.
Посмотрел на задержанного. У него
– Давно здесь прописался?
– Чего прописался? Мимо проходил воще… – недружелюбно пробубнил бомж. В верхней челюсти справа у него не было двух зубов.
– А вид у тебя бывалый. И пахнет, как от бывалого.
– Чего пахнет? Я в баню шел…
– Правильно. В баню мы первым делом тебя и отправим. Там минеральные ванны, лечебные нары и другие процедуры.
Лис повернулся к оперу.
– Документы при нем были, Дроздов?
– Какие документы! – тот махнул рукой.
– Значит, будем мылить и драить тебя до выяснения личности, – объяснил Лис бомжу. – Пока не дойдем до самой сути…
– Чего мылить-то?
Задержанный ожесточенно почесал голову.
– Я и так скажу. Халилов Федор, 58-го года рождения. Живу на Тимирязевской, 2, корпус 3, квартира 44. А что документы с собой не ношу, так я ж не хачик иногородний. В своем городе, в своем доме живу, документы в шкатулке лежат, в серванте, чего мне документы носить-то?
– Ну, раз ты в сорок четвертой живешь, тогда нам с тобой говорить не о чем, Халилов! «Корпус»! Там в бараке квартир десять, от силы…
Лис разочарованно прищелкнул языком.
– Раз ты такой брехун и помощи от тебя никакой, то пути наши расходятся! Тебе – в «обезьянник» и на раскрутку, а мне – искать других свидетелей, откровенней тебя!.. Дроздов, уведите задержанного!
– Чего уведите? Чего расходятся-то? – обиделся Халилов. – Ты меня расспроси толком сперва, а потом определяй. Может, я самый здесь откровенный и есть!
– Это ты у себя на Тимирязевской откровенный! А мне местные нужны, кто на кладбище этом толчется!
Бомж забился в руках у Дроздова, пытаясь вырваться.
– Там я раньше жил, когда с жинкой. Давно уже тут, у любого спроси – хоть на барже нашей, хоть на сухогрузе! Халила все знают! И я здесь всех знаю! Чего надо-то, говори!
Лис смягчился.
– Ладно, Дроздов, погоди. – Он посмотрел в глаза Халилову. – Я ищу тех, кто жил здесь осенью 2008-го, в октябре…
– Так во! Так это я и есть! – обрадовался бомж. – Я тут аж с 99-го, с самого этого, считай, дефолту!
– На «Максиме Горьком»?
– Нет, я тогда «академиком» был! На сухогрузе «Академик Голиков» жил. Это потом на баржу перешел, когда «Академика» на утилизацию отправили… – Он снова с ожесточением почесал макушку.
– Так, дай вспомнить. Две тыщи восьмой, так. Это… «Писателей» тогда четверо было, кажись…
Бомж озадаченно моргнул, быстро взглянул на Дроздова, на Лиса.
– Не-е, трое… Трое, да. Куркуль, Агуша… А кто третий тогда? Не, тогда двое, получается… Слушай, так они же как раз в октябре и сгинули-то! И Агуша, и Куркуль! Точно! – Халилов даже обрадовался. – Они там жили втихаря, никого не трогали… Я у Куркуля надувной жилет как-то сторговал, мне кто-то посоветовал, типа тепло сохраняет… Ни фига не сохраняет! Надувалово и есть, чистой воды надувалово!..