Счастливых бандитов не бывает

Эти люди внешне не отличаются от других, потому что все отличия скрыты глубоко внутри, а если и проявляют себя, То совсем незаметно: они иначе осматриваются по сторонам; они знают, где находятся болевые и смертоносные точки человека; они не просто глазеют на системы банковской сигнализации, а в надежде обнаружить их слабые места; они знают, куда именно надо закладывать бомбу под днище автомобиля; они осведомлены об уязвимых местах самолетов… Это преступники. Они маскируются и пытаются затеряться среди других людей, они подделывают документы, заметают следы и прячутся, но их потаенные знания проявляют себя в чертах внешности, манерах, поведении, лексиконе и десятках других специфических привычек.

Есть другие люди, которые умеют различать эту специфику, знают их повадки и хитрости, их связи и места, где они прячутся. Они умеют вычислять преступников, находить их норы, выманивать и захватывать, как захватывают самых ядовитых змей и самых опасных зверей. Это копы, ажаны, полицейские, короче – менты.

Криминальная жизнь любого общества состоит из противостояния преступников и тех, кто на них охотится. В благополучном государстве это противостояние занимает крайне незначительный сегмент и не касается обычных граждан. В коррумпированных странах криминал пропитывает все поры общества и является одной из важнейших составляющих жизни. Да и сами граждане не столь четко разделяются на законопослушных и правонарушителей: очень часто вполне приличный по формальным признакам член общества имеет криминальную червоточину, затрагивающую его существо наполовину, на четверть или совсем-совсем немножко, настолько немножко, что вроде как и не считается… Но даже чуть тронутое коричневой прелью яблоко считается гнилым и подлежит выбраковке.

«Лотте»-отель считается самым крутым в Москве. Последние годы это звание держал «Ритц–Карлтон», выстроенный на месте знаменитого некогда «Интуриста» на Тверской – просторный холл, толстые колонны из черного, в белых прожилках, мрамора с тяжелой золотой отделкой, помпезные черно-золотые люстры и прочие атрибуты богатства и процветания… Но мода не терпит стагнации, и когда на Новинском бульваре поднялись новые корпуса, начиненные не хуже, а может, и лучше, чем «Ритц» – и мраморные колонны, и мозаичные полы, и восьмиметровая, на несколько этажей, хрустальная люстра, и компетентный персонал, вымуштрованный на корейский манер спрашивать мнение гостя по любому поводу, включая вопрос – понравилась ли ему выставленная в номере вода, по цене коньяка в обычном арбатском гастрономе, – то общественное мнение решило, что «Лотте», безусловно, вышел на первое место.

В некоторых СМИ «Лотте»-отель позиционировали даже как «семизвездный», подобно дубайскому «Бурдж аль Араб», название которого наши соотечественники, регулярно там проживающие, запомнить и выговорить никак не могут, ибо деньги в этом сложном интеллектуальном процессе, увы, не помощники, а потому называют просто и без затей: «Парус» – тем более, что «Арабская башня» по форме действительно напоминает надутый попутным ветром носовой кливер фантастически огромной и столь же неправдоподобно успешной шхуны. Но и «Бурдж аль Араб», и «Атлантис» на Пальмовом острове, и подражающий роскошью дворцу эмира «Эмирейт пэлас» в Абу Даби, как бы они себя ни позиционировали и как бы их ни пиарили, оставались пятизвездными, поскольку это высшая оценка официальной классификации и все перечисленные отели занимают в ней высший сегмент. И «Лотте», конечно же, был пятизвездным, но со знаком «плюс» или модной в последнее время добавкой «премиум».

На девятом этаже ресторан высокой кухни «Изыск», где правит бал шеф-повар Гарнье, естественно – француз, обладатель трех мишленовских звезд и знаменитого «бретонского» носа кренделем. Общественное мнение считает, что это лучший французский ресторан в Москве. Что только здесь подают настоящий буйабес, каре ягненка, цыпленка «мон-моранси», фонбрюн, рататуй и прочие трюфели. Говорят, Гарнье – гений и колдун, последний из друидов. Ходят слухи, что только через голубя по-парижски, фаршированного фуагра и трюфелями им собственноручно, можно постичь загадочную галльскую душу…

Однако ни голубь, ни тем более галльская душа не интересовали шестерых мужчин, обосновавшихся сейчас в уютном кабинете на десять персон, у широкого окна, под которым далеко внизу катился сплошной многорядный автомобильный поток.

На столе – покрытая инеем бутылка в виде бивня: модная водка «Мамонт», и тарелки с изысканно выложенными легкими закусками. Зато лица – тяжелые, как ожившие булыжники, традиционные «портреты» обитателей криминальных московских окраин. Но сейчас они взяты в совершенно иное обрамление. Золоченые рамы этих портретов не снились былым королям Марьиной Рощи, герцогам Сходни или баронам Новогиреево. Тысячедолларовые костюмы, шелковые рубашки, золотые цепи в палец толщиной, на краю стола небрежно валяется брелок Porscheс одноименным автомобильным ключом и пейджером сигнализации.

Только один из посетителей одет предельно свойски, по-домашнему: в черный спортивный костюм «Фред Перри» и пляжные сланцы на босу ногу. Это – Толик Буржуй, хозяин центра столицы и прилегающих территорий. Недавно он купил самолет и теперь всячески подчеркивает свою простоту и отсутствие понтов. Он мог куда угодно прийти хоть в семейных трусах, ему все равно предложили бы лучшее место. На французскую кухню он плевал и ни буйабеса в ней не понимает, а из мишленовских «примочек» знает только шипованную резину, но этих знаний ему вполне хватает для хорошей жизни. А идея провести «стрелку» именно здесь пришла ему по одной-единственной, действительно простой причине: просто он живет неподалеку.

– Чё случилось, Буржуй? Чё за терка? – поинтересовался Сан Саныч, самый старший в компании – грузный, седой, с обвисшими щеками. Погоняло у него было Фома Московский. Он «держал» Чертаново и южные новостройки, причем несмотря на свои пятьдесят восемь силу не потерял и авторитет сохранил.

– Юбилей сегодня, праздновать будем, – усмехнулся Буржуй. У него большое овальное лицо и круглые розовые щеки. Когда-то такими на политических рисовали капиталистов в цилиндре и с сигарой. Может, и погоняло оттуда, из давних газет. А может, и нет.

В углу, под потолком, закреплена на кронштейне телевизионная камера местной службы безопасности, но она никого не волнует: здесь собрались не мелкие бакланы, не какая-то шелупень, которая от ментов прячется по занюханным притонам. Времена изменились – Буржуй и его компания нынче в уважухе, с большими начальниками дружбу водят и бабло делят, с артистами на короткой ноге, бандитами их никто не называет – только авторитетными бизнесменами, элитой общества. От этой «элиты» менты сами шарахаются. За редкими, правда, исключениями…

– Какой еще юбилей? Ты же декабрьский…

– Забыли, кореша…

Буржуй поднял рюмку на уровень расплющенного носа. Без улыбки лицо его напоминало передний торец несущегося на всех парах локомотива. Да и с улыбкой тоже.

– Память короткая. Указ тринадцать-шестнадцать забыли, по которому РУБОПы расформировали. А ведь жить нам го-о-ораздо легче стало! Вот за это и пьем.

Еще одна, установленная в карнизе шторки, миниатюрная камера фиксирует скупые и уверенные движения, ленивую речь. Неизвестно, кто эту камеру установил, неизвестно, кому понадобилось подслушивать и подсматривать за Буржуем и компанией. Но, видимо, этот неизвестный обладает немалой властью и возможностями: камера установлена профессионально, со стороны она кажется шляпкой винта, а ее стеклянный глаз не дает бликов. Такие «игрушки» не продаются на Мытищинском рынке и в магазинах сети «Спай»…