Шрифт:
Внуку Даниилу посвящается.
«Нетерпимое и позорное положение, сложившееся с финансированием федеральной судебной системы, вынуждает нас констатировать невозможность судебной защиты ваших прав и интересов».
Глава первая.
ПЕТЛИ КРИМИНАЛА
В кинобоевиках люди красиво живут, красиво одеваются, красиво проводят время, среди сказочно яркой жизни совершаются эффектно-изощренные преступления, которые главный герой, нарядный и элегантный, раскрывает легко и непринужденно.
В повседневной
Применять табельное оружие легко и весело только в кино. Бум! Бум! И готово. Злодейство наказано, добродетель торжествует. Мудрый всепонимающий начальник похвалит за решительность и смелость, дружный коллектив поддержит морально, добрый психолог снимет последствия стресса, прокурор вообще остается за кадром, но подразумевается, что он хотя и строг, но справедлив... А о злодее вообще речи нет: собаке – собачья смерть! И о родственниках, друзьях – приятелях, корешах, дружбанах, кентах – тоже не вспоминают сценарист с режиссером: куда им выступать против милиции, напьются на поминках, поскрипят зубами в бессильной злобе и сделают выводы: супротив власти ни-ни...
Но подобные представления имеют столь же малое сходство с реальностью, как любая милицейская физиономия с добродетелью. Сержанты Трофимов и Бабочкин не составляли исключения, за что в отличие от тысяч других в конечном счете и поплатились. Впрочем, если быть предельно точным, поплатились они, конечно, не за отсутствие лубочной святости, характерное не только для российских ментов, но и для всех их зарубежных коллег: и французских ажанов, и английских бобби, не говоря уже о заокеанских копах, – а за вполне конкретные действия, связанные с нарушением сухих и малохудожественных, но точных милицейских инструкций.
Сержант Бабочкин и старший сержант Трофимов были командированы в Архангельск, где тамошние сыщики задержали по всероссийскому розыску некоего Титкова, за которым числились двенадцать разбоев как в родном Кисловодске, так и в соседних курортных городах. Теперь негодяя следовало доставить для ответа на родную землю, эту миссию и поручили сержантам. Официально они именовались спецконвоем, хотя ничего «специального» ни в их простецких физиономиях, ни в неподходящем для бобби, ажана или копа росте – сто шестьдесят восемь и сто семьдесят сантиметров, ни в потрепанной гражданской одежонке, ни в чем-либо другом не наблюдалось. Просто в отличие от плановых вэвэшных конвоев, сопровождающих арестованных в решетчатых безоконных вагонзаках, сержанты должны были провезти закованного в наручники Титкова через всю страну в отдельном купе самого обычного вагона, сдавая его при пересадках и внеплановых остановках в линейный отдел милиции соответствующей станции.
Весьма сложная, ответственная задача и предопределяла специальность задания, требовала специального инструктажа, специальной подготовки и специальной экипировки. Потом, когда случится то, что случилось, строгие, не знающие снисхождения комиссии насчитают в процедуре командирования сержантов пятнадцать отступлений от приказов и инструкций, за что поплатятся безупречностью послужных списков и должностями двадцать три офицера – от лейтенанта до подполковника, которые имели хоть какое-либо касательство к отправке злополучного спецконвоя.
Ветераны органов знают, что, хотя подобные отступления встречаются повсеместно и столь же повсеместно на них до поры до времени закрывают глаза, когда случается ЧП – шутки в сторону, тут уж любое лыко идет в строку. Таковы правила игры, и они не обсуждаются. Хотя в случае
Бабочкин и Трофимов рассматривали командировку спецконвоем не как ответственное и важное задание, а как нежданно-негаданно свалившуюся неделю отдыха от тяжелой, грязной и неблагодарной работы, придирчивого начальства, тягот неустроенного нищенского быта. И полная самостоятельность, и смена впечатлений, и длительное путешествие с пересадкой в самой Москве, где ни один ни другой отродясь не бывали, да и вряд ли имели шансы побывать по собственной инициативе в силу вечного безденежья, отсутствия твердых жизненных перспектив и врожденной сельской опаски перед большими городами, – все это поднимало настроение, будоражило и веселило. Но недостаточно, ибо у закрепощенных людей въевшиеся в кровь, плоть, кости и мозг ограничения и запреты окончательно растворяются только сорокаградусной жидкостью. И такой жидкости они захватили две бутылки.
– Давай, за хорошую дорогу! – Трофимов как старший спецконвоя первым поднял стакан, и спецконвоир Бабочкин последовал его примеру. Звякнуло стекло, плеснулась и отправилась по назначению прозрачная «заводская» водка.
Сержанты, как им казалось, проявили предусмотрительность: выждали время и начали «обмывку» пути только тогда, когда поезд миновал маленькие, некогда уютные и приветливые, а теперь небезопасные городки Кавказских Минеральных Вод, прошел узловую станцию и вышел наконец на долгий перегон, где опасность встретить знакомых и сослуживцев стремительно снижалась. По вагону прошли их коллеги из транспортного отдела – такие же сержанты, только более рослые, в форме, с открыто висящими атрибутами власти: резиновыми палками, наручниками и оружием в потертых, исцарапанных кобурах.
Пистолеты спецконвоя лежали в дешевой полупустой сумке Трофимова, которую тот бережливо засунул в ящик для чемоданов. При оружии пить запрещено – это аксиома, известная даже рядовому, прошедшему только курсы первоначальной подготовки. В дороге, незнакомых местах, в окружении посторонних людей лучше сохранять ясный ум и трезвую голову – это знает любой здравомыслящий человек.
– Давай за ребят! – теперь проявил инициативу Бабочкин, кивнув вслед патрулю сопровождения, и, согретые чувством корпоративности к незнакомым людям в знакомой форме, милиционеры опрокинули по второй. Водку меланхолично заедали варенными вкрутую яйцами и дешевой вареной колбасой. Обручи запретов и ограничений постепенно разжимались, приходило редкое и потому непривычное ощущение свободы, ради которого, собственно, все неудачники мира и льют в себя любую опьяняющую жидкость.
В купе, кроме них, ехала ничем не примечательная женщина средних лет, ей тоже из вежливости предлагали, но она компанию не поддержала, напротив – под каким-то предлогом вышла в коридор. Четвертая полка вообще пустовала. Но им и вдвоем было хорошо.
– Открывай! – Бабочкин кивнул на запечатанную бутылку.
– Может, на завтра оставим?
– Завтра другую купим! – залихватски подмигнул сержант, и старший сержант с ним согласился, хотя на гроши командированных и скудные заначки в дальней дороге дай Бог просто свести концы с концами, а уж пить по две бутылки водки в день совершенно нереально. Впрочем, сейчас они не оценивали реальностей окружающей обстановки. События катились по традиционным для таких ситуаций рельсам, прямиком к трагической развязке.