Антикиллер-2
Шрифт:
– Извини, брат. – Ужах прикрыл глаза и сложил ладони перед грудью. – Твоя беда – наша беда. Просто мы слишком ожесточили сердца...
Показное смирение не могло обмануть никого в этой комнате. На Кавказе знают: смиренный жест, примиряющая улыбка, кивок согласия – это тоже оружие. Такое же, как кинжал в спрятанной за спину руке.
– Ничего, брат, – кивнул Гуссейн в ответ и через силу улыбнулся. Он лучше многих знал лукавые обычаи гор.
Когда все отправились отдыхать, а руководители за чаем продолжали обсуждать свои дела, в комнату зашел один
– Пусть зайдет, – скомандовал Гуссейн и многозначительно взглянул на Исмаилова.
– Присмотрись, может, тебе подойдет... Тот покосился на высоченную резную дверь.
– Здорово, Гуссейн, – в комнату зашел человек в форме капитана милиции, с одутловатым лицом прохиндея и пьяницы. Мундир и лицо в принципе не сочетались, но на подобные мелочи в этой стране уже давно не обращали внимания.
– Слушай, друг, выручи, завтра у братана свадьба, одолжи свой «мере», чтоб красиво все было...
Подобная фамильярность всегда коробила Гуссейна: он был на короткой ноге с большим городским и милицейским начальством, а этот жалкий участковый вел себя так, будто они с ним ровня. Но для пользы дела эмоции нужно скрывать.
– Возьми, друг, какой разговор.
Капитан приободрился, видно, в глубине души он опасался отказа: отказ сразу бы обозначил разницу в их положении, которую он прекрасно понимал, хотя незаурядным нахальством скрывал это понимание.
Не спрашивая разрешения, он присел к столу, достал из раздутого кармана сигареты, закурил.
– Слышишь, Гуссейн, там наши ребята обижаются на Эльяса. Патрульным машинам недоплачивает, за новый киоск ничего не выставил. Ты бы ему сказал...
Участковый вел себя так, будто они были компаньонами, ведущими одно дело, и разговаривали наедине. Присутствие незнакомца его совершенно не смущало. Очевидно, потому, что он понимал: здесь все свои. И себя он считал своим для собравшихся в этой комнате.
– Скажу, – хозяин посмотрел на Ужаха. Тот прикрыл глаза.
– Познакомьтесь, друзья, – это наш участковый Петр Владимирович, а это мой друг...
– Иван, – дружески улыбнулся Исмаилов.
– Петр Владимирович – человек со связями, почти всех в городе знает,
– продолжил Гуссейн и незаметно подмигнул.
– Я выйду во двор по делам, а вы тут посидите. Петя, тебе водочки прислать?
– Стаканчик. Да закусить чего, а то я не позавтракал.
Когда Гуссейн вышел. Ужах придвинулся поближе:
– Слушай, друг, чего ты машину одалживаешь, не можешь свою купить?
– У меня есть девяносто девятая, – самодовольно ответил участковый. – Я же сказал – красивая нужна, на свадьбу.
– Так купи себе красивую!
Петр Владимирович обиделся.
– Купи, купи... На какие шиши?
– А я тебе денег дам.
На плутовской физиономии проявилось выражение живейшего интереса.
– Сколько?
Он даже не спросил "за что? ", и это окончательно решило его судьбу.
– Да сколько надо будет! Или знаешь как – я позвоню в Москву, и тебе пригонят хорошую тачку!
– Это
– Обижаешь, друг! Как можно! Ты из СОБРа кого-нибудь знаешь?
– Из СОБРа?
Принесли водку и закуску. Петр Владимирович со вкусом выпил и теперь с удовольствием закусывал.
– Они с нами не дружат... И бабки не берут. Злые, как собаки. Вам чего надо-то? Может, без них порешаем?
– Адреса надо. С десяток адресов, лучше офицеров.
Выражение лица капитана не изменилось.
– Адреса... Надо подумать.
Не выказывая презрения. Ужах смотрел на утоляющего голод человека в форме. Если бы эту свинью подстрелили несколько часов назад, она бы визжала и плакала. А если бы Али угрожали неминуемой смертью, он бы никогда не предал никого из своих. Не говоря уже о предательстве за деньги. В этом и состоит разница между настоящим мужчиной и вонючим свиным салом.
– Есть у меня один ход. Сделаем, – пробурчал Петр Владимирович, пережевывая бесплатное угощение.
Криминальный Тиходонск готовился к большой сходке. Он уже не был столь однородным, как в прошлые годы, когда единая воровская община делилась на «малины» или «кодланы», и собрать сходняк можно было за два часа, потому что каждый вор, жулик, козырный или честный фраер, сявка и даже пацан из пристяжи строго соблюдал «закон» и воровскую дисциплину. Главным для любого из них были дела общины и «воровское благо» – общая касса, своевременный взнос в которую считался святым делом. Даже доходящий от туберкулеза некогда знаменитый щипач Жора Шлеп-нога в конце каждого месяца нес Хранителю четвертачок из шестидесятирублевой пенсии электрика, которым он был в своей официальной жизни. Его пытались освободить от оброка, но он обижался и в следующий раз вновь приходил с зажатой в кулаке купюрой.
Теперь все не так. Наряду с традиционными уголовниками преступным ремеслом занялись вроде бы благополучные молодые люди, которые не имеют опыта совершения разбоев и краж, не топтали зону, не завоевали авторитета у паханов и бывалых арестантов, не знают «законов», «фени», не разбираются в «росписи». Единственное, что у них есть – физическая сила, наглость и желание получить все и сразу. Они обзавелись оружием и первыми начали использовать взрывчатку, потому что среди воров нет специалистов
– взрывников и бывших спецназовцев. Они придумали свой набор обязательных правил, который назвали «понятиями», они практикуют широкий подкуп нужных людей во властных структурах, они без всяких приговоров сходок расстреливают тех, кто встал поперек дороги. В отличие от воров, их стали называть «спортсменами» или предельно откровенно – бандитами.
«Спортсмены» расчистили себе место под солнцем и несколько потеснили воров, потому что были здоровей, многочисленней, имели чистые биографии и лучше умели обращаться с оружием, а главное – не останавливались ни перед чем...