Счастливый обман (Уиллоу)
Шрифт:
Гидеон ухмыльнулся. Единственным утешением было то, что Захарий будет чувствовать себя так же ужасно, как и он, если не хуже.
– Захарий! – громко позвал он.
Брат застонал и пошевелился на маленьком стуле.
– В следующий раз, братишка, когда ты предложишь мне выпивку, – прохрипел он, – я пристрелю тебя.
Гидеон поднял к потолку покрасневшие от виски глаза, думая об Уиллоу. Судя по всему, Захарий был не единственным человеком в доме, склонным мучить его. Он вздохнул.
Захарий свалился со своего стула и растянулся, вскрикнув при этом от боли.
– Какого черта ты спал здесь, – раздраженно спросил он, – когда твоя пышнотелая женушка спала наверху?
Насколько Гидеон мог припомнить, он покраснел, сосредоточенно натягивая ботинки. Он ничего не ответил, потому что ему было слишком стыдно произнести имя Уиллоу.
– В твоем положении я бы уж точно не провел ночь на диване, – проворчал Захарий, который никогда не знал, когда нужно держать рот закрытым.
– В этом разница между тобой и мной, – коротко ответил Гидеон. Бросив уничтожающий взгляд на доспехи, он подумал, что этот средненький, обычный, ничего собой не представляющий рыцарь сделал бы в подобных обстоятельствах. Отбросив рыцарство, ему хотелось упасть перед Уиллоу ниц, умоляя о прощении.
– Между тобой и мной нет большой разницы, – ответил Захарий с какой-то сверхъестественной и тревожащей проницательностью. – И чем быстрее ты признаешься в этом и будешь соответственно вести себя, братишка, тем лучше ты станешь.
– Пошел ты к черту, – проворчал Гидеон.
– Доброе утро, сеньоры, – пропела Мария с порога гостиной, и хотя она улыбалась, ее бархатные карие глаза горели от злости. Гидеон знал, что потревожил ее птенчика, и его больно заклюют за эту неосторожность. – Будете завтракать сейчас?
– No! – в унисон одновременно ответили Гидеон и Захарий.
Мария расплылась в улыбке.
– Но ведь это яйца! – прокудахтала она, прекрасно зная, какое это мучение для них. – Яичница с перчиком и лучком для аромата!
Захарий охнул, зажал рукой рот и побежал к ближайшему выходу.
Теперь мстительный взгляд Марии остановился на Гидеоне.
– Яйца – смешная штука, сеньор, – продолжила она. – Мне как-то попалось одно совершенно тухлое и как вода жидкое…
Гидеон издал приглушенный звук и бросился вслед за братом.
– А Гидеон с Захарием не проголодались? – весело спросила Уиллоу, садясь за стол на кухне, чтобы позавтракать. Настало утро, в летнем небе светило теплое солнышко, и она снова была в хорошем настроении.
Мария, стоявшая у плиты,
– Нет, chiquita, они не голодные. Они, по-моему, любуются петуньями, которые мы посадили у забора.
Уиллоу нахмурилась. Ей вовсе не казалось, что Гидеон или Захарий очень увлекаются цветами. Она пожала плечами. Потом она покажет им беседку с белой сиренью и розами.
– Папа приходил домой прошлым вечером?
– Нет, – ответила Мария.
– Думаешь, он у Дав Трискаден, так скоро после… Мария уверенно покачала головой:
– Нет. Он взял с собой матрас с одеялом, еду и кофейник.
– Поскорее бы он вернулся, – сказала Уиллоу. – Мне бы не хотелось уехать к Гидеону, не сказав сначала об этом папе.
На лице Марии сияла улыбка, когда она подошла к столу и налила Уиллоу горячий свежий кофе.
– Он не рассердится, chiquita. Он знает, что жена должна жить со своим мужем.
– Я буду скучать по тебе, Мария.
Слезы сверкнули в добрых глазах экономки.
– Ты будешь недалеко от Марии, – сказала она, вероятно, больше для собственного утешения.
Не донеся вилку до рта, Уиллоу осенило:
– Я спрошу Гидеона, можно ли тебе жить у нас! Мария печально покачала аккуратно причесанной головой:
– Нет, сеньорита… сеньора. Кто же будет готовить и стирать для папы, если меня здесь не будет?
Уиллоу не сомневалась, что Дав Трискаден устроится в этом доме, как только позволят приличия, но, вероятно, она была не из тех, кто готов посвятить себя выпечке хлеба и мытью полов. Уиллоу молча согласилась с доводами Марии и сосредоточилась на завтраке.
Когда он был съеден, обе женщины занялись сбором белья, кухонной утвари и занавесок, чтобы отвезти все это в загородный дом, который теперь станет домом Уиллоу. Несмотря на то что все эти годы за ней присматривала Мария, Уиллоу очень хотелось самой попробовать вести хозяйство.
Складывая одеяла и покрывала, Уиллоу напевала что-то про себя, но вдруг остановилась, почувствовав присутствие Гидеона на пороге спальни. Вспомнив его вчерашний холодный тон, она замерла, не желая или будучи не в силах заговорить первой.
– Кажется, я без конца перед тобой извиняюсь, – сказал он прямо из-за спины, и от самой его близости у Уиллоу заныло сердце.
– Тебя не было всю ночь, – сказала она; в ее словах не было ни злости, ни обвинения.
– Меня не было большую часть ночи. Я спал в гостиной.
Уиллоу ощутила внезапное желание обернуться и влепить мужу звонкую пощечину, но она подавила его. Однако у нее побелели суставы пальцев, когда она схватила стеганое одеяло, которое укладывала в ящик с бельем.