Щенки Земли
Шрифт:
— О, есть множество такого, в чем вы могли бы оказать мне поддержку. Вы будете еще раз разговаривать с Джорджем. Не сегодня. Нынче он в тюремном лазарете. У него есть кое-какие грандиозные идеи, касающиеся постановки здесь «Доктора Фауста», но мы ждали вашего прибытия Есть и еще одна вещь?.. — Мордикей выглядел неуверенным и стал совершенно на себя не похож.
— Какая?
— Я написал кое-что. Рассказ. Думаю, вы могли бы прочитать его и высказать свое мнение. Хааст обещал, что я смогу послать его в какой-нибудь журнал после проверки АНБ. Но у меня нет уверенности, что рассказ достаточно хорош. Я имею в виду, — в абсолютном смысле. Здесь он нравится каждому, но мы стали ужасно тесной маленькой группой. Сроднились. А у вас пока еще собственная
— Я с удовольствием прочитаю его, и уверяю вас, что буду настолько безжалостным критиком, насколько смогу. О чем он?
— О чем? Иисус Христос, просто ад кромешный услыхать такой вопрос от поэта. Он о ван дер Гоэсе, если говорить по существу.
— А что такое АНБ?
— Агентство Национальной Безопасности. Мальчики от Свода Законов. Они проверяют все, что мы говорим, — все записывается на ленту. Вы понимаете — чтобы быть уверенными, что мы не… алхимики.
— А вы алхимики?
Мордикей-алхимик подмигнул.
— Абракадабра, — сказал он глубокомысленно, затем быстро, словно сильфид, исчез.
Позднее:
Посредством кратких обзоров? Как легко дать краткий обзор скатывания по наклонной плоскости с вращением.
Совершенно четкое ощущение вины за роль совратителя в вероотступничестве Мордикея. Никогда не устаю изумляться тому, насколько далеко может простираться действие наших легкомысленных поступков. Монах в своем монастыре придерживается ошибочного мнения, воображая, что опасность угрожает только ему, но столетие спустя его ересь может заставить содрогнуться нации. Возможно, консерваторы правы, возможно, свобода мысли действительно опасна.
Но как старина Адам протестует против этого? Что бы я ни делал, мне никогда не удается заставить его заткнуться вовсе. Временами приходится напрягать всю силу воли, чтобы не дать его голосу заговорить вслух. Он всегда выжидает, притаившись в моем сердце, чтобы посягнуть на безраздельную власть над рассудком.
Но ощущение вины — это только маленькая часть того, что я чувствую. Удивления и благоговейного страха много больше. Он словно звездочет, не спускающий глаз с небес, когда в поле его зрения появляется новая планета. Люцифер, властелин тьмы. Искуситель.
8 июня
Zu viel, zu viel! [29] * Я весь день говорил, говорил. Мой мозг, рассчитанный на 33 оборота, проигрывается при 78. Я перезнакомился здесь со всеми, не считая троих или четверых из двух десятков; массовое ошеломление заключенных еще сильнее, чем когда они поодиночке. Отголоски этого множества встреч все еще переполняют меня, словно звучание в мозгу музыки после окончания оперы.
Все началось рано утром, когда охранник принес мне приглашение, на котором еще не высохли чернила, посетить Джорджа В. в тюремном госпитале, великолепнее которого нет, даже если считать «Челси» для женщин вспомогательной службы ВМС. Кровать Джорджа могла бы быть расписана Тьеполо. А орнаменты выполнены Руссо-Таможенником. Больше всего мы говорили о Рильке, мастерство которого восхищало Джорджа меньше, чем его еретические представления. Он сделал свои собственные переводы. Эксцентрическая прософия. Я не стал высказывать свое суждение. Обсуждали идею постановки «Фауста», которая привела его к разработке проекта образцового театра. Он будет построен для него здесь! (Больше нет сомнения, что лагерь «Архимед» находится глубоко под землей.)
29
* Слишком много, слишком много! (нем.)
Я не могу вспомнить имена всех других или все, о чем говорилось. Помню только одного. Мюррей Такой-то, сверхутонченный молодой парень с изящными манерами; я решил, что не расположен к нему, и он ответил мне взаимностью (хотя,
Кто мне понравился больше всех, так это Барри Мид. Мне всегда доставляет удовольствие знакомство с людьми, которые полнее меня. Мид помешался на фильмах, и два часа, на которые Джорджа оставили в покое, потому что ему положен короткий дневной сон (бедный Джордж в плохой форме, но каждый, к кому бы я ни обратился, кажется, имеет собственное мнение о причине его состояния), он терзал меня в маленькой комнате с проекционной аппаратурой. Это помещение находилось тремя уровнями ниже, он показал мне монтаж, который сделал из кинокадров политических выступлений Макна-мары и отрывков из старых фильмов ужасов с пронзительно визжащими женщинами. Ощущение бурного веселья, доходящего до истерии. Барри, очень холодно, принес извинения за едва заметные нюансы отступления от точности.
4:30. Джордж снова проснулся, но меня проигнорировал, углубившись в какую-то математическую книгу. Я стал чувствовать себя ребенком, приехавшим на каникулы к бездетным родственникам, которые поделили заботу обо мне поровну. После полудня мною занимался тот, кого представили просто Епископом. Подозреваю, что поводом для такого прозвища послужила его щегольская одежда. Он толковал об установившемся здесь социальном порядке. Вкратце он заключается вот в чем: этот Мордикей, главным образом благодаря силе и Божьему дару, без всякого сомнения — царь благословенной анархии. Епископ попал в лагерь «А» не из армейской тюрьмы, а из армейской психиатрической лечебницы, где два года страдал полной потерей памяти. Он дал очаровательное, забавное и ужасно подробное описание своих многократных попыток покончить с собой. Однажды он выпил целую кварту свинцового сурика. Эх.
Потом он разгромил меня в шахматы.
Еще позднее Мюррей Такой-то исполнял электронную музыку. (Свою? Кто-то ответил — да, кто-то другой — нет.) В моем маниакальном состоянии она мне показалась даже хорошей.
И еще. И еще.
Еще скажу, что этого слишком много. Да и что здесь может получиться? Зачем дана жизнь этому роскошному монстру? Настраиваюсь на завтра.
9 июня
Увы, но это утро — одно из тех, когда я чувствую, что энтропия берет верх. В такое утро я чувствую себя пустым, как маска из папье-маше: только скалюсь, подмигиваю и морщусь. Возможно, правда — настоящая правда — заключается не настолько существенно в том, что маска пуста, как в том, что я не удосуживаюсь заглянуть за нее при нистагмическом мерцании образа образов, который задний ум транслирует на испорченный приемник переднего. Сегодня я плох, глуп и повержен. Мне нездоровится.
Были посетители — Мордикей, Мид, была записка от Джорджа В., — но я забочусь о своем одиночестве, претендуя не быть самим собой. Кем же тогда?
Я слишком долго не был на жизнетворном солнце. В этом моя проблема.
А брать в голову две заботы разом я не могу. Ahime [30] *.
10 июня
Много лучше, спасибо. Да, от этого чувствую себя совсем хорошо. Теперь я опять смотрю только на солнечную сторону крушения надежд.
30
* Горе мне (итал.).