Щенки Земли
Шрифт:
Отсутствие признаков природы. Достаточно перечислить некоторые из отсутствующих: солнце и сопутствующие явления; цвета, любые, но не те, что разбросаны по нашим стенам или что мы носим на себе, любые, которые мы не имеем возможности выразить никаким условием их существования; автомобили, или корабли, или повозки, или маленькие дирижабли, или любые видимые средства транспорта (мы всюду ходим, мы ходим даже в лифтах); дождь, ветер, любые условные признаки климата; ландшафт (какими роскошными для ощущений могли бы показаться даже прерии Небраски — что там, даже бесконечные пустыни), морской пейзаж, небо, деревья, трава, вспаханное поле, жизнь — любая жизнь, кроме нашего собственного упадка существования. Даже не очень природные признаки, какие мы еще обнаруживаем у себя, — давным-давно известные вещи вроде дверей, стульев, ваз для фруктов,
Предписания моды. Словно пародируя своего рода неограниченную свободу, которая нам здесь дозволяется, заключенные стремятся к излишествам и абсурдному дендизму; они алчут не столько хорошо одеваться, сколько быть на самом верху чего-то Его или Вечного Времени, которое считается здесь верхом. Парики, шпоры, пудры, духи, снаряжение для подводного погружения и горнолыжная экипировка — все что угодно. Потом, так же бурно, как и распускались, эти цветы вянут; утренний эстет становится после полудня аскетом, одетым в неописуемую собственного изготовления тюремную одежду, более тюремную, чем в любой уважающей себя каторжной тюрьме видывали на заключенных. Думаю, дендизм — это тоскливое выражение сопричастности к внешнему миру и прошлому; реакция на него оказывается выражением отчаяния, что этой сопричастности не может быть никогда.
Стол. Пища здесь настолько хороша, что в это невозможно поверить. Сегодня, например, из необъятного меню на завтрак я лопал бананы, омлет с сухариками в томатно-перечном соусе, сосиски, горячие пышки и капуччино. В полдень был приглашен вместе с Барри Мидом на ленч в камеру Епископа, мне подали: полдюжины устриц с голубой стрелки Лонг-Айленда, водяной кресс-салат, садовых овсянок на подушечке из дикого риса, холодный аспарагус и на десерт dame blanche [53] * с взбитой сметаной и гранатовым сиропом. Если даже сама еда требует шампанского, то оно, конечно, было, но поскольку ни один из моих сотрапезников не мог или не стал бы его пить, я удовлетворился «Улмесом» — минеральной водой из Марокко. (Если я не могу выпить шампанского, то, по крайней мере, сознаю, что кому-то создаю тем самым массу неприятностей.) Вечерняя трапеза — это, главным образом, благоприятная возможность общения для большинства заключенных, и ни один из них не торопится покончить с ужином. Из множества превосходных блюд я выбрал: черепаховый суп; hors-d’oeuvre [54] из поджелудочной железы ягненка; салат Цезаря; радужную форель, поджаренную на дровяном огне; Rehmedailleon [55] с красносмородинным соусом; печеную морковь. Фасоль с миндалем и странного одутловатого вида картофелем; а на десерт — двойную порцию Wienerschmarm. [56] (Я прибавляю в весе как никогда прежде, поскольку никогда прежде у меня не было шансов питаться таким образом изо дня в день — или потому, что слишком ничтожна причина, которая могла бы заставить меня заниматься оценкой того, что можно, а что нельзя. На меня смотрят как на некое чудо природы те заключенные, у которых аппетит не лучше, чем может быть у приговоренных людей, у тех, кто смертельно болен. На этих банкетах царит дух извращенной настойчивости: «А не съесть ли нам торт!»)
53
* Бабка (франц.).
54
** Закуска (франц.).
55
*** Большой медальон (франц.).
56
* Запеканка по-венски (нем.).
Камеры. Единственное, что характерно для них всех, — причуда и дороговизна. Епископ, упорно цепляющийся за роль жреца, падок на церковную утварь; комната Мида забита столами времен заката Армии спасения (он снимает их для какого-то фильма); Мюррей Сандеманн владеет старинными вещами, восходящими к одной из генеалогических ветвей «Баухауза». А я, по крайней мере, воспользовался советом Мордикея изменить декор своей камеры так, чтобы он соответствовал моему вкусу. Комната выглядит ободранно-голой; я живу, пользуясь раскладушкой, столом и стулом, и пытаюсь сперва украсить обнаженные стены воображаемыми материалами. К своему огорчению, я нахожу, что мне камера нравится такой, какая она есть.
Часы визитов. В противоположность целям этого дневника, ни один не проводит слишком много времени с любым
Об этом достаточно, остальное, быть может, завтра.
Позднее:
Завершен первый акт Аушвитца. Думаю над вторым.
19 июня
Элементы банального Мира (продолжение):
Фильмы. По вечерам, во вторник и четверг. Выбор большинством голосов по списку имеющегося в наличии, в который любой (но не я!) может внести свою лепту. Практически каждую неделю показывается один новый фильм и какой-нибудь повторно. В списке этой недели: внушающий благоговение отрывок из «Комедии» Феллини, который, по крайней мере, пробился через Высший Совет; экранизация Гриффита «Привидений» Ибсена. Один и тот же актер играет обоих, флиртующего отца и больного сына. После первой бобины в проектор был поставлен желтый фильтр (или, может быть, дело в окрашенной пленке), а героя стал одолевать приступ локомоторной атаксии, плохо сыгранной, но совершенно лишающей покоя. «Привидения» — это ряд Бархатных мелодий из «сороковых» и лекция с показом диапозитивов о путешествии по просторам свихивающей с ума глупости (ужение форели в высокогорье Шотландии). Зачем? Во всяком случае никак не из-за настроения лагеря (ни один не смеялся). Может быть, это еще одно бесплодное стремление к сопричастности с более обширным внешним миром пустоголовых.
Другие развлечения. После смерти Джорджа возрождения интереса к театру не было (хотя, когда я закончу «Аушвитц», он, возможно, появится), но изредка один из заключенных устраивает открытое чтение своего последнего произведения — или его демонстрацию, или как-бы-вы-ни-называли то, что происходит. Я только однажды побывал на подобном представлении и нашел его столь же глупым, если не еще глупее, чем «Каникулы в Шотландии»: алхимический трактат в героических куплетах сочинения одного из наиболее молодых дарований, Хо-Хама.
Командные игры. Да, это именно то, о чем я уже говорил. Несколько месяцев назад Мордикей изобрел усовершенствованный вариант крокета (отчасти основанный на игре Льюиса Кэрролла), в который играют команды числом от трех до семи игроков. Каждый вечер в пятницу проводится турнир между Колумбийцами и Унитаристами. (Названия команд не настолько деликатно-неуловимы, как это может показаться. Они связаны с соперничающими школами взглядов на вопрос о природе или источнике сифилиса; Колумбийская школа придерживается мнения, что спирохеты были завезены в Европу из Нового Света матросами Колумба — которые в ответе за грандиозную эпидемию 1495 года; тогда как Унитаристы уверены, что многие явно различимые виды венерических заболеваний в действительности являются проявлениями одной и той же, которую они называют трепонемотозом, а ее белковое разнообразие объясняют следствием различий в социальных условиях, личных привычках и климате).
Безнравственность. В ней нет ничего удивительного, поскольку утрата живых общественных или семейных уз была одним из условий отбора заключенных. Теперь, правда, здесь есть некий дух сообщества — но это сообщество парий и хладнокровное стремление к удобству. Восторги любви, более спокойной, но и более продолжительной, удовольствия чадолюбия и нормального, нормативного счастливого настроения из года в год, некая форма организации собственной жизни, самоформирование которой представляет собой немалую значимость, все эти фундаментальные ценности человеческого жизненного опыта отвергаются ими даже в самой возможности их существования. С каким переполнявшим его сожалением Мид говорил вчера: «Ах, все эти девочки, которых я не пропустил через себя! Так жалко!» Их гениальность, хотя в других отношениях она и может быть какой-то компенсацией, только углубляет пропасть, разверзающуюся между ними и общей массой, так что, пусть бы даже они исцелились и получили разрешение покинуть лагерь «Архимед», им не удалось бы найти себе дом в этом Мире. Здесь, в этих глубоких норах, они научились видеть солнце; там, в мире света, люди еще с тревогой следят за тенями на стенах пещер.
Позднее:
Второй акт сделан.
У Мордикея сегодня был еще один, и более тяжелый, припадок. Может быть, необходимо отложить Magnum Opus. Или, как Мюррей С. почтительно называет его, великое творение.
20 июня
Мордикей снова чувствует себя хорошо, и планы пока не пересматриваются. Исчерпал все свои способности вести летопись ничтожного человека. Теперь только выжидаю.
Позднее: