Щит судьбы
Шрифт:
— Уходи. Если хочешь увидеть свою глупую мать… алкоголичку… ищи ее где-нибудь в другом месте.
— Где моя мама?
— Ищи ближайшую лошадь. Сумасшедшая будет на нее смотреть. Думать, как ей хочется скакать вслед за мужем.
После того как мальчик вылетел из комнаты, направляясь к конюшням, Ирина осторожно сняла с головы подушку. Однако прорывающийся сквозь шторы яркий солнечный свет заставил ее снова искать укрытия. В комнате звучал только ее голос.
— Глупая чертова традиция. — Стон.
— Ну почему эта женщина не может просто совершить самоубийство, как любая разумная покинутая жена?
Стон.
Глава 7
Месопотамия.
Лето 531 года н.э.
Встретив первые подразделения сирийской армии сразу за Карбелой, Велисарий вздохнул с облегчением.
Баресманас ехал рядом с ним во главе колонны. Он ничего не сказал, но полная неподвижность лица выдала его.
— Ну давай, смейся, — проворчал Велисарий.
Баресманас не последовал предложению Велисария. Дипломатический такт стал для него привычкой. Он просто кивнул и пробормотал в ответ:
— У элитных войск, приписанных к столице и привычных к императорскому образу жизни, есть определенные недостатки. Этого нельзя отрицать.
Шахрадар повернулся в седле и посмотрел назад на длинную колонну. Кавалеристы ехали по дороге, проложенной вдоль правого берега Евфрата. Дорога не была вымощена, но достаточно широка и содержалась в хорошем состоянии. Она тянулась из Карбелы в Киликию и проходила через стоявшие на реке города Барсиб и Зегма. Это была главная дорога, по которой шла торговля между Римской империей и Персией.
Букелларии Велисария ехали во главе колонны. Тысяча катафрактов, по трое в ряд. Они умело поддерживали порядок. За ними следовал небольшой контингент артиллерии и военных медиков — все в закрытых повозках, а также десять колесниц с ракетами, которые полководец назвал «катюшами». Эти транспортные средства также поддерживали нужный порядок.
А дальше…
С трудом тащились остающиеся две с половиной тысячи тяжелой конницы из небольшой армии Велисария. Там с порядком были нелады. Кто-то уходил вперед, кто-то отставал, отклонялся в сторону.
Большинство из них — две тысячи человек — были из гарнизона Константинополя. Оставшиеся — из иллирийской армии Германиция. Иллирийцы поддерживали подобие порядка первые несколько сотен миль вынужденного марша. В отличие от войск из столицы, у них имелся недавний опыт кампании. Но даже они к тому времени, как армия прошла в северную пустынную часть Сирии, стали так же дезорганизованы, как греческие катафракты.
Дезорганизованы — и исключительно недовольны.
Войска находились слишком далеко позади и Баресманас не мог слышать их разговоров, но ему было несложно представить, что они говорят. Он слушал их недовольство уже много дней, даже недель. В особенности войск из Константинополя, которые демонстрировали свои чувства каждый вечер, когда рассаживались у костров.
— Сумасшедший фракиец!
— Как только этот ненормальный стал полководцем?
— К тому времени, как мы доберемся до места, мы настолько устанем, что с нами справится выводок котят.
— Сумасшедший чертов фракиец!
— Как только этот ненормальный стал полководцем? И все в таком же роде.
— Но ты в самом деле задал высокий темп, — заметил Баресманас.
Велисарий фыркнул.
— Думаешь? — Он развернулся в седле и нахмурился. — Дело в том, Баресманас, что скорость, с которой мы движемся из Константинополя, значительно ниже той, к которой привыкли мои войска. Для моих фракийцев это просто приятная прогулка. — Он нахмурился сильнее.
— Целых два месяца, чтобы преодолеть шестьсот миль. Двадцать миль в день, не больше. Для многочисленной армии пехотинцев это было бы хорошо. Но для малочисленной армии кавалеристов — причем по хорошим дорогам — это позор.
Теперь Баресманас рассмеялся. Возможно, сухо. Он показал на небольшую группу, возглавляемую двумя офицерами, которая приближалась к ним со стороны Карбелы.
— Как я понимаю, ты считаешь, что эти сирийские парни окажут положительное влияние?
Велисарий осмотрел приближающихся солдат.
— Не совсем. Эти чертовы гарнизонные войска слишком высокого мнения о себе, чтобы брать пример с группы потрепанных пограничников. Но я верю, что смогу их использовать — опозорить негодников.
Приближающаяся группа была теперь достаточно близко, чтобы рассмотреть черты отдельных людей.
— Если не ошибаюсь, то впереди Бузес и Кутзес, — заметил Баресманас. — Те самые братья, которых мы поймали за несколько дней перед битвой под Миндусом. Когда они… э…
— Проводили рекогносцировку, — твердо сказал Велисарий.
— А… Значит вот что это было? — Шахрадар вопросительно приподнял брови.
— Тогда у меня сложилось впечатление, что упрямые парни носились по округе, пытаясь найти караван с золотом, который, что странно, так никто никогда и не нашел.
Велисарий грустно покачал головой.
— Разве не ужасно? Как только зарождаются такие глупые слухи? — Он помолчал и добавил твердо:
— Они проводили рекогносцировку.
Менее чем через минуту сирийцы добрались до Велисария. Полководец заставил коня остановиться. За его спиной длинная колонна тоже остановилась. Мгновение спустя подъехал Маврикий.
Бузес и Кутзес сидели в седлах прямо, с напряженными спинами. Они явно старались, чтобы их молодые лица ничего не выражали, однако не требовалось особой проницательности, чтобы определить: парни побаиваются и озабочены. Их последняя встреча с Велисарием была не очень удачной — если мягко выразиться.
Но Велисарий заранее знал, что братья встанут во главе войск сирийской армии, и уже принял решение, как действовать. Независимо от того, какие ошибки горячие головы совершали ранее, братья произвели и на Ситтаса, и на Гермогена самое благоприятное впечатление в течение трех лет, которые миновали после сражения под Миндусом.