Щит Ваала: Омнибус
Шрифт:
Они приняли его с радостью, ибо месть мертвых не знает границ.
Энди Смайли
Сыновье бремя
Я помню тот день, когда Сет оставил мир умирать. Помню голоса наших братьев, оставленных умирать вместе с ним. Тогда он сказал, что наши жизни стоят меньше, чем планета легиона, который нас сторонился. Я помню этот день потому, что это был первый день, когда я поверил, что у Сета достаточно сил, чтобы спасти нас.
Тьма. Она разливается со всех сторон густым облаком, в котором небо сливается с землей. Это и проклятие, и благословение, ни враг не видит меня, ни я — его. Я бросаю взгляд на запад, где тьма разрывается безостановочным артиллерийским огнем. Когда я смотрю, как в далеких зданиях разгорается огонь, внутри меня закипает злость. В тех зданиях мои братья, магистр моего ордена.
Кровь. Я пропитан её теплом. Моя броня и бритая голова покрыты кровью, она застилает мне глаза, как багровый пот. Вся эта кровь — не моя. К сожалению, не вся она чужая.
Смерть. Она окружает меня. Во всю длину склада раскиданы расчлененные трупы недавно убитых. Их конечности и внутренности оставляют пятна на рифленом железе здания. Рядом с ними тихо лежат погибшие давно, чьи кости трещали под ногами во время сражения.
— Здание зачищено, капитан, — прозвучал слева голос голоса брата-сержанта Кофи.
Я убираю меч в ножны и поворачиваюсь к нему. Глаза сержанта такие же темные, как пепел, который он использует, чтобы скрыть своё лицо.
— Сколько? — сначала я спрашиваю о наших погибших братьях.
— Семь, — Кофи поднимает кулак, в котором держит моток проволоки. С крюков, нанизанных на него, свисают семь языков, — их трупы будут лежать в тишине. Сержант связывает концы и вешает на свою толстую шею.
Я киваю. Удаление языка — древняя традиция с Кретации. Это не даст призраку скаута говорить с преследователями, и он не предаст остальной отряд. Я был рожден и выращен на Кретации, как и остальные двадцать три скаута под моим командованием. Не важно, существуют ли такие призраки, я воздаю дань традиции.
— Что с врагом?
— Почти две сотни по примерным подсчетам.
— Хорошее число, — отвечаю я. Несмотря на все мои усилия, слова звучат так же пусто, как мало они значат на самом деле. Две сотни — это даже не малая часть вражеских сил, наводнивших город вокруг нас. Я смотрю на горящий горизонт на востоке.
— У нас мало времени. Выдвигаемся через пять минут, — я поворачиваюсь к Кофи, — наш правый фланг будет открыт во время пересечения улицы. Пусть основные силы пойдут слева, мы не можем себе позволить застрять в очередной перестрелке. Если она начнется, одно из отделений останется прикрывать наше продвижение.
— Сержант Виритиил и его бойцы пойдут по левому флангу. Их тяжелый болтер подарит нам некоторое время, если мы будем обнаружены, — Кофи делает паузу, — Темель, у нас есть раненые, — он понижает голос, обращаясь ко мне по имени.
Я не спрашиваю, сколько их. Это не имеет значения. Пять, пятьдесят — это не изменит моего приказа, и Кофи знает это. В его глазах нет надежды, они остаются такими же твердыми, как его бугрящиеся плечи. Сержант говорил из чувства долга перед своими воинами.
— Оставьте их.
Хотя я и уверен в том, что делаю, мой голос настолько холоден, что удивляет даже меня самого. Никогда не думал, что доживу до момента, когда смогу отказываться от братьев также легко, как от использованного аккумулятора. Я провел слишком много времени в тени. Мои действия были скрыты, и их судил только неотрывный взгляд моей совести. Я вздыхаю. Даже она превратилась в уставшего наблюдателя, неспособного вызвать чувство вины.
— Долг и честь не всегда идут рука об руку, — звучит голос сержанта Эшироса, похожий на твердый шепот снайперской винтовки, — но они пересекаются достаточно часто, чтобы доблестные остались на верном пути.
— Ты провел слишком много времени с капелланом Апполлусом, сержант.
Я поворачиваюсь к Эширосу, который выглядит очень потрепанным. Кожа на его лице исказилась и загрубела, а нижняя часть обгорела до черноты.
— Что случилось?
Эширос ухмыляется, и его неприятные раны искажаются ещё больше, придавая лицу жестокое выражение.
— Капеллан не дал бы тебе так быстро отойти от темы, капитан.
Я улыбаюсь. В глазах Эшироса горит только праведное тепло. Он точно станет капелланом.
— Я найду Апполлуса, когда мы вернемся на Виктус, — я коротко киваю Эширосу и поворачиваюсь к Кофи.
— Если мы не доберемся до артиллерийских позиций до начала дня, мы провалим задание. Оставьте с ранеными поисковый маяк, когда миссия будет выполнена, мы пошлем за ними.
— Андас и Сотис просили разрешения остаться с ранеными, — Кофи уже отворачивается от меня, — они помогут зачистить одно из меньших зданий.
— Нет, мы не можем оставить никого. Миссия будет тяжелой.
— Увидимся на улице, — голос Кофи не выдает его чувств.
Я смотрю ему в спину, пока он уходит и исчезает во мраке здания. Наша следующая битва в дуэльных клетках многое откроет.
Следующие пять минут я стою один.
Стремительные щелчки перезаряжаемого оружия и резкий скрежет лезвий, водимых по точильному камню, помогают мне следить за временем. Этот привычный отсчет до битв, является для меня более точным, чем любой хронометр. Я смотрю во тьму улицы и мои сердца начинают биться быстрее в ожидании крови и смерти.
Неккарис. Темный мир. Солнце, которое когда-то сияло на горизонте — ушло. Луны планеты — побитые оболочки, безжизненно висящие в черноте. На планете не видно ничего из остальной вселенной, кроме слабого мерцания далеких звезд.